Два сапога. Книга о настоящей, невероятной и несносной любви

Если я получала что-то заветное и желаемое, например неожиданное путешествие, я проживала его в состоянии фрустрации, во внутреннем сопротивлении, бултыхаясь в мысли, что я его не заслужила. Нельзя просто взять и поехать на море, его нужно заслужить. Кому нужно и как заслужить — это второй вопрос, я его не анализировала, ибо анализировать нельзя.

Есть люди, которые живут в своих нельзя всю жизнь строго по инструкции, написанной для них другими, чужими людьми. Готовят строго по рецепту. Сколько вешать в граммах? Работают строго по должностным инструкциям. Живут педантично, по правилам, которые усвоили в детстве.

Теперь я понимаю: правила — это прекрасно, если они просто поясняют жизненную логистику, но не запрещают жить, не изолируют от жизни.

Я выросла, обремененная запретами, и теперь щедро делюсь ими со своими детьми, прямо навьючиваю их своими нельзя. Я не разрешаю ребенку ошибаться. Точнее, не так: если я вижу, что он делает что-то неправильно — не так собирает пирамиду, не той стороной лепит пазл, — я тут же его исправляю. Вот так правильно. Видишь?

Мне кажется, что я экономлю ему время: зачем учиться собирать неправильно, а потом переучиваться? На самом деле я лишаю его своего опыта, своего мира и своих открытий. Я просто дарю ему целую гору шлагбаумов, их же у меня полно, некуда девать, а я же такая хорошая мать.

Однажды мы с мужем заселились в гостиницу ночью, я вышла на балкон и сказала:

— Смотри, какие звезды!

А он ответил:

— Здорово, эти звезды просто необходимо смотреть с крыши!

Я засмеялась. Мне и в голову не пришло, что он серьезно. На крышу же нельзя!

— Почему нельзя? — удивился муж.

— Я не знаю почему. Потому что просто нельзя. Никто не лазает по крышам ночью.

— Это потому что они спят и не знают про звезды, — сказал муж и протянул руку. Я недоверчиво протянула ему свою.

Мы поднялись на лифте на верхний этаж гостиницы, а оттуда по темной пожарной лестнице вышли на крышу и стояли там, обнявшись, смотря на звезды.

Муж стоял и наслаждался любимой женщиной и звездным небом, а я стояла и ждала, что сейчас придет кто-то, администратор или охранник, выгонит нас с крыши и скажет «нельзя». За своим волнением я почти не разглядела звезд.

Господи, дай мне мудрости! Я не прощу себе, если загорожу своим детям звезды.

Я так хочу научиться замечать, когда я оберегаю ребенка от опасности, а когда от жизни. Я сама учусь жить без шлагбаумов, без нелепых и ненужных нельзя, и у меня не всегда получается. Я иногда срываюсь в спасательную строгость, там надежно и спокойно и можно наблюдать за тем, как другие живут полной жизнью, и ничем не рисковать. Но там, где нет этих эмоций и риска, нет и звезд, которые я пропустила из-за своих чертовых нельзя.

Шпингалеты

В последнее время я почти не использую в речи глагол «не могу», потому что практически все «не могу» вокруг меня на самом деле маскируют обычную манипуляцию.

— Я не могу его простить, — делится со мной Тамара. Это она про мужа.

— Не можешь или не хочешь?

— Не могу.

— Вот моей дочери полтора года, Том. И она не может сама надеть колготки. Правда не может, но уже скоро сможет. И это объективное «не могу», а твое «не могу простить» — это кокетство. Тут не «не могу», а «не хочу».

— Но я не могу.

— Вот я сегодня опоздала на встречу. Ты же простила меня, Том? Простила. Значит, ты умеешь прощать.

— Ну ты сравнила: опоздание простить или измену.

— А неважно, это ты уже торгуешься, как в анекдоте, когда муж спрашивает жену: мол, за сколько ты переспишь с другим мужиком? Она кричит, что она не проститутка. А он уточняет: что, и за десять миллионов не переспишь? Она говорит, что за десять, наверное, переспит. А муж говорит: ну вот, то, что ты проститутка, мы выяснили, осталось договориться о цене. Так и у тебя, Том. Осталось договориться, что ты хочешь простить, а что нет, просто выбрать.

— Ну вот измену простить не могу.