Два сапога. Книга о настоящей, невероятной и несносной любви

Я стала учиться любить своего мужчину. Восхищаться, боготворить, оформлять свою любовь в слова и поступки. В сообщения, объятия, вязаные свитера. В утренний горячий кофе, в укрывание его, заснувшего, пледом, в замечание его настроения. В «ешь, все готово», в «дай я поглажу», в «нет, лучше галстук». В «ты самый лучший».

И тогда все получится, найдется потерянная нежность, приумножится и отольется дивидендами в счастливых глазах детей, которые растут в правильном жизненном сценарии и, повзрослев, подарят любовь своим половинкам и родят новых счастливых детей. Концентрация счастья вокруг стихийно увеличится, и люди станут друг другу улыбаться, потому что весело, потому что птичка, «классики» и солнышко.

Стоп

Я всегда четко знаю, нравлюсь я мужчине или нет, хочет он меня или нет. Даже если он, наряженный в галстук и накрахмаленную рубашку, сидит за столом с упругой женой, которая считает его рюмки и вовремя сует салфетки — промокнуть рот, увлажненный семгой, я все равно знаю: да или нет.

Я такие вещи чувствую: внутри словно загорается лампочка радара, предупреждающая меня об охотнике. Мол, твой заповедник больше не безопасен, вон тот, с бицепсами и зарождающимися очагами лысины, положил на тебя глаз. Аларм-аларм. Мое поведение никак не меняется, но предупрежден — значит, вооружен.

Тот торжественный банкет, который я вела, проходил на первом этаже отеля, в котором жили гости. Гости — это мужчины на 80 % и на 20 % женщины, закрепленные за своими партнерами. Это во многом определило течение праздника.

Мужики хотели выпить и не заканчивать на этом вечер, искали глазами варианты некультурной программы на ночь. И тут на сцену выхожу я. «О! — подумали мужики. — И ходить никуда не надо».

Внутри меня замигала гирлянда предупреждающих лампочек. Воздух стал тяжелым и осязаемым, внутри него плескалось желание. Можно было резать его порционно и подавать в борделях на десерт.

Вот тут оговорюсь. Я в состоянии вполне объективно оценить свою внешность и не питаю никаких иллюзий на этот счет. Во мне зашита куча несовершенств и неидеальностей. На мне природа не отдыхала, но и не упахивалась, посмотрим правде в глаза. Скажем так, она работала, но это был первый день после отпуска, и не было вдохновения и отдачи. Хотелось домой и обратно в отпуск. Поэтому лень было идти за лекалами, рисовали меня по памяти. Вышла я хорошо, но кривовато. Природа не расстроилась, сдобрила меня изюмом. Дорисовала копну волос, удлинила ноги. «Ничо так, — сказала природа. — Сойдет».

Я и правда ничо так, а местами очень красивая. Так говорит мой муж уже 14 лет. Ты очень, говорит, красивая.

У меня есть основания ему верить. У меня ноги, грудь и плавный перепад талии в бедра объемной волной. Эта волна волнует мужчин больше всего. Она шепчет им глубоким грудным шепотом, что я качественная самка, и если меня поймать, утащить в нору и там оформить подобающим образом, я буду раз в девять месяцев выстреливать качественным потомством и достойно продолжу род.

У мужика встает ряд вопросов относительно обладания. Качественные самки обычно строптивые и капризные, они хотят большую нору и жирного мамонта. Ну и по мелочи. Бриллиантики, море, машину-автомат. «Потяну ли?» — скучнеет мужик.

Может, в глобальном плане и нет, но вечер с пятницы на субботу создан для суперменов. Где твои красные трусы, айда спасать мир. Ну или хотя бы вот эту самочку на сцене. Очевидно же, что она страдает от одиночества. Через призму алкоголя я похожа на Мэрилин и немножко на Шэрон. Адская смесь сексуальности и азарта.

— Официант, еще 200 граммов храбрости, — говорит мужик.

Я веду мероприятие, шучу и улыбаюсь на сцене. Флиртую с тостующими, невзначай задеваю их бедром. Их лица каменеют, становятся похожими на лица спортсменов, которые подняли над головой совершенно неподъемный вес. А я (а что я?) возвращаюсь на сцену и объявляю следующий номер. В перерыве пишу мужу:

«Встреть меня. Ресторан такой-то».

«А ты что, не на машине?» — удивляется муж.

«На машине».

«А зачем тогда?»

У нас в семье оптимизированы все процессы. Например, если кто-то работает, второй сидит с детьми, и наоборот. Он не понимает, почему он вместо запланированных дел должен пристраивать детей и ломиться в какой-то ресторан за взрослой и самодостаточной женой. Поясни: зачем?

Я не знаю, зачем. Их много, а я одна, вот зачем. Белоснежка, блин. Но с другой стороны, мы в центре Москвы, в отеле полно народу, мы же не в пещере с дубинами. «Ладно, отбой», — пишу мужу, повергая его в недоумение и подозрение, что у меня критические дни и перепады желаний.

Мероприятие стремительно приближается к завершению. В зале все меньше трезвых лиц. За кулисами ко мне подходит бородатый мужик.