Читаем Два шага до аншлага полностью

ДАРАНЯН: Да, они!..А почему?.. Нам бы только заниматься любимым делом: наукой, спортом, творчеством… Мы брезгливо морщимся при слове администрация, политика, управление и уступаем эти места хитрым, наглым, пронырливым карьеристам и демагогам… А потом удивляемся: что творится в стране!.. А как же не твориться, если мы терпим, молчим, не вмешиваемся… Надо давать взятки – даём, надо стоять в очередях за никому ненужной справкой – стоим, надо голосовать – идём и голосуем, за кого попало, а потом удивляемся, что процветают Богородские, Копыто, Глебовы!..

БАРБАРИС: Копыто не вечны. Они стареют и скоро отомрут.

ДАРАНЯН: Глупец! Они готовят себе смену! Они выращивают молодых Копыт, которые будут калечить жизнь нашим детям!..

СТАРШИНА: Рифма к слову глупец?

ТАТОСОВ: Слепец. Но есть и более приятные рифмы: боец, удалец, молодец…

СТАРШИНА (восхищённо): Ну, вы даёте! (поспешно записывает).

ДАРАНЯН (продолжая, Барбарису): Молодой, сильный, здоровый – когда же лезть в драку, как не сейчас!.. Ведь умных и честных больше, чем подлецов и бездарностей…Мы бы с ними давно расправились, если бы все вместе, сообща, изо дня в день…

БАРБАРИС: На это надо потратить целую жизнь. А я учиться хочу, работать и что-то своё внести в науку…

ДАРАНЯН: Но творится несправедливость.

БАРБАРИС: А я – то тут при чём?

ДАРАНЯН (кричит): Ненавижу!!!

БАРБАРИС: Чего ты орёшь?

ДАРАНЯН: Ненавижу эту фразу! Понял?.. Ненавижу!

БАРБАРИС: Ты – ненормальный! (Резко поворачивается и уходит).

ДАРАНЯН (вслед ему): А я не хочу быть таким нормальным, как ты! (подбегает к старшине). Послушай: творится несправедливость!.. Я должен быть там! Нельзя, чтобы подлость торжествовала!.. Послушай, если ты, действительно, Пушкин, отпусти меня!…

Пока свободою горим,Пока сердца для чести живы,Мой друг, Отчизне посвятимДуши прекрасные порывы!…

СТАРШИНА: Товарищ, верь: не могу!

ДАРАНЯН: На несколько часов!.. До вечера!.. Даю слово, я вернусь!.. Надо действовать!.. Отпусти! Только до вечера!..

ТАТОСОВ (старшине): Он вернётся, я вам гарантирую… А я останусь в залог. Я знаю, что нельзя… Но в виде исключения.

ДАРАНЯН: Но я не позволю, чтобы вы из-за меня…

ТАТОСОВ (перебивая): При чём тут вы или я?.. Задета честь женщины – нельзя терять времени! Вы в курсе всех дел, вы – молоды, предприимчивы… Вы будете полезней.

СТАРШИНА: Да вы что?.. Знаете, как мне нагорит?!. Не положено!.. (Меняя тон. Татосову). А вы мне стихи поможете дописать?

ТАТОСОВ: А поэму хотите?

СТАРШИНА (задохнувшись от радости): А успеем?

ТАТОСОВ: Если сейчас начнём, не откладывая.

СТАРШИНА: Эх, была не была! (Дараняну). А не подведёшь?

ДАРАНЯН: Клянусь матерью!

СТАРШИНА (отчаянно): Давай!… Пока не передумал!

ДАРАНЯН (с чувством): Фёдор Андреевич!.. Я вам… Вы мне…

ТАТОСОВ: Пахом, помогите ему, а то он сам не уйдёт.

Пахом увлекает Дараняна.

СТАРШИНА (нетерпеливо, Татосову): Ну, давайте начнём! У меня уже есть первая строчка: «Майор наш самых честных правил…».

За дверью раздаётся лай. Старшина выходит и через секунду возвращается с большой хозяйственной сумкой. Лай раздаётся оттуда. Старшина ставит сумку и вынимает из неё щенка.

СТАРШИНА: Кто-то хулиганит.

ТАТОСОВ (громко): Анька, войди!.. (Никто не появляется). Войди! Я же знаю, что это ты.

Появляется Анна Львовна. Останавливается с опущенной головой.

Пауза.

АННА ЛЬВОВНА: Это овчарка. У неё папа – волкодав. Она сразу загнала Петю на шкаф. (Пауза). Это она, но ты можешь назвать её Гришей, чтобы Пете не было обидно. (Снова пауза). Она очень чистоплотная, она ходит только под дверь к Июнькину. (Снова пауза). Федя, можешь меня выругать… Даже ударить… Только не молчи… Почему ты молчишь?

ТАТОСОВ: Я вспоминаю.

АННА ЛЬВОВНА. Что ты вспоминаешь?

ТАТОСОВ: Стихи. Я же тебе их так и не прочитал. Слушай:

Есть на свете Таньки,Есть на свете Маньки,Но куда ни глянь-каВсех красивей Анька!Раз на МолдаванкеЯ увидел Аньку,Понял, что без АнькиЖизнь наизнанку!Ни к чему мне Танька!Ни к чему мне Манька —У меня есть Анька,И жена, и нянька!

СТАРШИНА (растроганно): Нет, весь я не умру!

Поспешно записывает стихи.

Затемнение.

<p>Картина девятая</p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

Апостолы
Апостолы

Апостолом быть трудно. Особенно во время второго пришествия Христа, который на этот раз, как и обещал, принес людям не мир, но меч.Пылают города и нивы. Армия Господа Эммануила покоряет государства и материки, при помощи танков и божественных чудес создавая глобальную светлую империю и беспощадно подавляя всякое сопротивление. Важную роль в грядущем торжестве истины играют сподвижники Господа, апостолы, в число которых входит русский программист Петр Болотов. Они все время на острие атаки, они ходят по лезвию бритвы, выполняя опасные задания в тылу врага, зачастую они смертельно рискуют — но самое страшное в их жизни не это, а мучительные сомнения в том, что их Учитель действительно тот, за кого выдает себя…

Дмитрий Валентинович Агалаков , Иван Мышьев , Наталья Львовна Точильникова

Драматургия / Мистика / Зарубежная драматургия / Историческая литература / Документальное
Том 2: Театр
Том 2: Театр

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Набрасывая некогда план своего Собрания сочинений, Жан Кокто, великий авангардист и пролагатель новых путей в искусстве XX века, обозначил многообразие видов творчества, которым отдал дань, одним и тем же словом — «поэзия»: «Поэзия романа», «Поэзия кино», «Поэзия театра»… Ключевое это слово, «поэзия», объединяет и три разнородные драматические произведения, включенные во второй том и представляющие такое необычное явление, как Театр Жана Кокто, на протяжении тридцати лет (с 20-х по 50-е годы) будораживший и ошеломлявший Париж и театральную Европу.Обращаясь к классической античной мифологии («Адская машина»), не раз использованным в литературе средневековым легендам и образам так называемого «Артуровского цикла» («Рыцари Круглого Стола») и, наконец, совершенно неожиданно — к приемам популярного и любимого публикой «бульварного театра» («Двуглавый орел»), Кокто, будто прикосновением волшебной палочки, умеет извлечь из всего поэзию, по-новому освещая привычное, преображая его в Красоту. Обращаясь к старым мифам и легендам, обряжая персонажи в старинные одежды, помещая их в экзотический антураж, он говорит о нашем времени, откликается на боль и конфликты современности.Все три пьесы Кокто на русском языке публикуются впервые, что, несомненно, будет интересно всем театралам и поклонникам творчества оригинальнейшего из лидеров французской литературы XX века.

Жан Кокто

Драматургия
Инсомния
Инсомния

Оказывается, если перебрать вечером в баре, то можно проснуться в другом мире в окружении кучи истлевших трупов. Так случилось и со мной, правда складывается ощущение, что бар тут вовсе ни при чем.А вот местный мир мне нравится, тут есть эльфы, считающие себя людьми. Есть магия, завязанная на сновидениях, а местных магов называют ловцами. Да, в этом мире сны, это не просто сны.Жаль только, что местный император хочет разобрать меня на органы, и это меньшая из проблем.Зато у меня появился волшебный питомец, похожий на ската. А еще тут киты по воздуху плавают. Три луны в небе, а четвертая зеленая.Мне посоветовали переждать в местной академии снов и заодно тоже стать ловцом. Одна неувязочка. Чтобы стать ловцом сновидений, надо их видеть, а у меня инсомния и я уже давно не видел никаких снов.

Алия Раисовна Зайнулина , Вова Бо

Приключения / Драматургия / Драма / Сентиментальная проза / Современная проза