Два шага назад и в светлое будущее! Но вместе с императорами Том I. До и После

В общем, идея создания «Восточного барьера» против Габсбургов за счет военных союзов со Швецией, Польшей и Турцией очень долгое время доминировала во французской внешней политике. А вот далекое и непонятное Царство Русское, оно же Московия, во внешнеполитических планах Франции просто отсутствовало. Однако в начале 18 века ситуация на востоке Европы резко изменилась. В результате побед над шведами в Северной войне через прорубленную Петром дверь на Балтику в европейскую политику ворвалась Российская империя. И французский полномочный посланник Жак де Кампредон, весьма впечатленный мощью российской армии (о чем и информировал свое правительство после переговоров о заключения Ништадского мира, в которые неудачно попытался вклиниться в роли посредника) в течение нескольких лет пытался заключить в Петербурге первый русско-французский союз, но неудачно. У императора Петра не сложилось мнения о его необходимости, в какой-то мере основанное и на результатах его дипломатического визита во Францию (1716 г.). Не глянулись ему галантные французы на фоне деловых голландцев и англичан. Да и похоже, что французы просто зондировали ситуацию, такое быстрое появление новой мощной державы еще долго не вписывалась в их уже существующие политические расклады. Да и Российская империя сама находилась во вражде со всеми странами выстроенного французами «Восточного барьера». Исторически все ее предшественницы постоянно воевали со шведами и турками, ну а военные конфликты с Польшей были настолько тяжелы и принципиальны, что на кону как-то даже стоял вопрос государственности Царства Русского. Но военное доминирование поляков и шведов осталось в прошлом. И теперь, после победы над последними и окончания «вечного мира» с Польшей (заключенного аж в 1686 г. и продержавшегося, однако, больше ста лет), Россия начала сама оказывать давление на своих западных европейских соседей. Доходило до того, что фактически именно она определяла кандидатуру польского короля.

Именно такая ситуация и сложилась в самом конце 18 века. Россия поддерживала возведение на польский трон нужного ей кандидата – Августа II Cаксонского (Сильного). Его основным конкурентом был французский принц де Конти – кузен Людовика XIV. Учитывая, что при этом Франция традиционно поддерживала Турцию, в случае его победы возникла бы реальная угроза потерять Польшу как союзника в борьбе с турками и крымскими татарами.

В этих условиях Петр практически предъявил панам «радным» ультиматум: «Избрание француза поставит под сомнение договор о вечном мире», и вообще, примите к сведению, что он уже отправил поздравление Августу, а для его поддержки и защиты от Конти к литовской границе выдвигается войско Ромодановского. Такие «тонкие намеки» были поняты панами правильно, и королем стал Август. (Эти два добрых молодца задружились крепко, встретившись в ходе возвращения нашего царя из того турне, которое потом назвали Великим посольством. На фоне своей молодости, бесшабашности и отсутствия меры и к выпивке, и к женским утехам общий язык нашли сразу. И потом именно Август и втянул Петра в войну со шведами – вторгся в Ливонию достаточно авантюрно с целью возврата потерянных ранее польских территорий, да и застрял под Ригой. Взять ее не смог, а бросить было жалко. Вот обратился за помощью к другу Петру. Тот, не ожидая особой опасности от 18-летнего Карла, и подключился к этой войне со шведами сразу после заключения очередного мира с Турцией.)

Неудачную попытку принца де Конти занять польский трон Франция перенесла достаточно спокойно. А вот когда в 1726 г. Россия подписала союзный договор с Австрийской монархией – это им совсем не понравилось. Хотя в данном случае наша страна руководствовалась аналогичным политическим подходом (враг моих врагов и т. д.) в продолжающейся борьбе со Швецией, Польшей и Турцией, с акцентом на последней. Тут на южном направлении их интересы с австрийцами пока совпадали почти полностью. Вот и посматривали из Версаля на Россию после этого с нескрываемой неприязнью.

Даже активная финансовая поддержка французским послом переворота, который привел к власти в ноябрьскую ночь 1741 г. великую княжну Елизавету, объяснялась надеждами на то, что «приверженица старины» (так ее характеризовали Лесток и Вальденкур, которым французский посланник маркиз Шетарди всецело доверял), ставшая с их помощью новой Императрицей, вернет свою страну в прошлое, к временам безобидной и не воинственной допетровской России. Однако этим упованиям не суждено было сбыться, и отношения между странами так и оставались на низком уровне. Неудачной оказалась и очередная попытка шведов, поддержанных французами, взять у русских реванш. Только очередные территории в Финляндии потеряли.