Я немного успокоился. Бабушка, когда не витала в облаках, была очень здравомыслящей.
– Теперь надо расстегнуть ему куртку, – бабушка словно проговаривала про себя какую-то инструкцию. Она размотала шарф, который Вячеслав Анатольевич носил поверх куртки, и потянула молнию вниз. Показалось худое горло с кадыком.
– А он не простудится? – спросил я.
– Надеюсь, нет, – ответила она. – Но сейчас важнее, чтобы свежий воздух попадал в легкие.
Вот и скорая. Я посмотрел на часы. 8:50. Всего через десять минут после того, как я их вызвал. А мне эти минуты показались вечными. Из машины выпрыгнули двое медбратьев и вытащили носилки. Врач-реаниматолог, высокий мужчина в синем костюме, наклонился к математику и проделал все то же, что и бабушка раньше – пощупал пульс, оттянул веко и посмотрел зрачки, а еще постучал молоточком ему по коленям. Потом подошел к нам:
– Это ваш родственник?
– Сосед, – с достоинством сказала ба.
– Это мой учитель, – сказал я.
– Ясно. Паспорт у него есть?
Мы переглянулись.
– Не знаем.
– Но я могу сказать, как его зовут. Он в нашей школе работает. Он известный ученый!
Пока медбратья укладывали математика на носилки, врач записал все данные.
– Вот мой номер, – бабушка протянула визитку. У нее всегда они во всех карманах. «Мало ли где пригодится?» – часто приговаривает она. «Лейно Таисия Андреевна», – написано на черной карточке золотыми буквами. «Доктор филологических наук, профессор».
– Позвоните, пожалуйста.
Врач коротко кивнул.
– Позвоним.
Проводив бабушку до дома, я побежал в школу. Еле успел до звонка. Наверное, вид у меня был безумный, потому что, когда я плюхнулся за парту, Никита спросил:
– Илюха, ты чего такой всклокоченный? Проспал, что ли?
Но тут прозвенел звонок, началась литература, и я ничего не ответил.
После первого урока в класс вошла директор. Ее лицо было похоже на маску мумии, серое и страшное. Она постоянно соединяла и размыкала пальцы, а губы ее то сжимались в тонкую ниточку, то она их закусывала, словно боялась, что изо рта сейчас вывалится что-то, чего нам не положено знать, и пыталась это удержать.
– Друзья, у вас сейчас по расписанию м-математика, – она запнулась. Класс замер. Все почувствовали, что случилось что-то неприятное. Белецкая с Терлецкой испуганно переглянулись, потом, как по команде, отвели взгляд друг от друга и уставились на директора. Наша директор обычно улыбчивая и элегантная, как настоящая француженка, а тут она сама на себя была не похожа. Только бы ее тоже не схватил удар.
– Но Вячеслав Анатольевич заболел. Его увезли на скорой в больницу… – она продолжила как будто через силу и обвела глазами класс.
– Мы пока не в курсе, что случилось, знаем только, что скорую вызвал ученик нашей школы.
В оглушительной тишине вдруг раздался оглушительный грохот. Это Антон Каш уронил ручку. И наклонился за ней. Все как один посмотрели на него.
– Это Антоха, – я услышал Алискин шепот и скосил глаза налево. Ксюха и Алиска смотрели на Антона с одинаковым выражением лица, в котором читалось чуть ли не почтение. Попова, как будто чувствуя эти взгляды спиной, панибратски положила Антону руку на плечо, словно говоря: «Он мой. Мой герой».
На перемене все переговаривались и переглядывались, но спросить Антона в открытую никто не осмелился. А я тоже не стал ничего говорить.
Но немного было неприятно, что Ксюха, как и все, создала себе кумира да так быстро.
Глава 10
Подруга или…
Сегодня с двух последних уроков я отпросилась, ездили с мамой и Улей в консульство, подавать паспорт на визу. Всю дорогу я молчала, а Уля пела свои песенки из трех слов: Уя, Уя, – это она про себя, Юша, Юша, – это она про меня, и мама, мама, – это про маму. И так всю дорогу по кругу. Уя, Уя, Юша, Юша, мама, мама… Уя, Уя…
Мама смотрела в зеркало заднего вида на Улю и счастливо улыбалась. А до меня никому и дела нет.
У консульства стояла толпа народу, но нам мадам Вейле сказала пройти без очереди.
– Je suis stagiaire[8]
, – пробормотала я, подойдя к огромному охраннику. Только бы он сказал, приходите завтра, все закрыто! Но нет. Он коротко кивнул и открыл передо мной дверь. Мама с Улей остались за ней, а последнее, что я слышала за спиной, был недовольный ропот толпы.– Паспорт будет готов через три недели, – сказала француженка в окошечке. У нее губы были накрашены красной помадой, а на шее – зеленый шелковый шарфик. Маме тоже такие нравятся.
Значит, со второй четверти мне придется учиться в Париже. Мадам Вейле разговаривала с мамой и рассказала, что принимать меня будет семья адвокатов с тремя детьми. Средняя дочь как раз моего возраста. И все надеются, что мы с ней подружимся.
Как бы повернуть это назад? Сделать, чтобы этого не было? Так замирает сердце, и в груди тошнота. А чем дальше, тем сложнее что-то изменить. События несутся с бешеной скоростью, как снежный ком с горы.