Два сына одного отца

Валентина Прокофьевна гордилась тем, что могла навести уют даже в гостиничном номере. Маленькие пустячки — салфетки, мелкие статуэтки и вазочки, привезенные из дома в дорожном чемодане, находили свое место на казенных полках. И еще она с собой брала любимую фотографию в старинной рамке: она, Романов и пятилетняя Лера, «сущий ангел», как ее называли все, кто видел впервые. Что уж тут говорить про постоянное жилье — понятие для семьи военного условное на протяжении всего срока службы. Им повезло, считала Валентина Прокофьевна, они давно не кочуют из города в город — с тех самых пор, как муж стал служить при штабе в областном центре. А последние десять лет их пристанищем стала просторная квартира в «генеральском» доме рядом с Домом офицеров. Здесь Валентина Прокофьевна развернулась вовсю. Старинные часы, картины отца и его друзей-художников, мебель, восстановленная реставраторами… Посторонний человек, впервые попавший в их дом, чувствовал себя, словно в музее. Одна только комната дочери выбивалась из общего стиля. Лера, выйдя замуж, тут же устроила настоящую битву за свою территорию. У Валентины Прокофьевны, попытавшейся урезонить бушующую дочь, так ей жалко было годами обустраиваемого гнездышка, подскочило давление, «скорую» вызывали, но и после этого Лера не уступила ей. Даже муж и зять на этот момент объединились в одну команду, ушли в генеральский кабинет и плотно притворили за собой дверь, предоставив ей самой разбираться с дочерью. Им, как она поняла в тот момент, было все равно, в музее они будут жить или в современной квартире. Выбежали они оба из своего убежища, перегоняя друг друга, лишь услышав истошный вопль перепуганной дочери. Увидев побледневшую жену, Романов кинулся к телефону, а ее пока еще только нравившийся ей зять накинулся на молодую жену с упреками. Но стоило Валентине Прокофьевне чуть-чуть поправиться, как все началось сначала. В конце концов она сдалась. Все «старье» дочь распорядилась вынести в другие комнаты, а на следующий день из магазина доставили жуткого вида кровать и полированный трехстворчатый шифоньер с зеркальной дверцей посередине. Эти два монстра, как их сразу же окрестила Валентина Прокофьевна, заняли основную часть немаленькой площади комнаты. На оставшиеся клочки ее неразумная дочь еле втиснула тумбочку и кресло на тонких ножках.

С этих пор она старалась в эту комнату не заходить, только если убраться.

С годами обстановка в комнате дочери менялась не раз. А Валентина Прокофьевна бережно ухаживала за старинной мебелью, натирая ее специальным составом, который она готовила по собственному рецепту. Однажды Лера, зайдя в антикварный магазин, пришла оттуда немало удивленной: небольшой комодик, почти как в родительской спальне, стоил денег, на которые можно было сменить интерьер во всей ее комнате…

Валентина Прокофьевна огляделась по сторонам и тяжело вздохнула. Тщательно убиралась она в Лериной спальне давно, с месяц назад, потом дочь почему-то запретила ей трогать ее вещи. Но как можно равнодушно смотреть на этот бардак! «Приберусь слегка. Ну, поругается, бог с ней! Невозможно ж так жить!» — Валентина Прокофьевна решила, что ничего страшного в том, что она пропылесосит ковры, протрет от пыли мебель и заменит постельное белье, не будет. Решив начать с белья, она подняла подушку и обомлела.

— О господи! Зачем это? Здесь?! — воскликнула она испуганно. Ноги стали ватными, она в бессилии опустилась на кровать. В голове застучали тысячи молоточков. Сквозь выбиваемую ими дробь она услышала звонок мобильного телефона, забытого ею на столе в гостиной. Знакомая мелодия был настроена на вызов зятя. «Я не могу сейчас с ним разговаривать. Я должна все узнать у Леры. Она должна мне объяснить, зачем залезла в ящик письменного стола отца и взяла оттуда оружие!» — Валентина Прокофьевна медленно поднялась и вышла из спальни дочери. Набирая ее номер, она боялась лишь одного — непоправимое уже случилось.

Глава 41

Он таки заснул. Измучившись ждать, изозлившись на докторицу, так подло бросившую его именно сейчас, когда он готов отдаться ей во власть. Последняя, не вполне здравая мысль: его опять кинула женщина.

Во сне он стонал и крутил головой, словно пытаясь отогнать от себя кого-то очень назойливого. Опять злился, что немощен, звал на помощь, четко осознавая, что здесь он один. Вдруг откуда-то к нему потянулись руки. Одна была с тонкой, почти прозрачной кистью, аккуратные ногти коротко пострижены. Вторая рука принадлежала мужчине. И он успокоился. Они все-таки пришли. Дыхание стало ровным, веки больше не дрожали, бессильные в своей бесполезности слезы высохли.

Антонина открыла дверь палаты и посмотрела на спящего Дубенко. «Чисто младенец», — вздохнула она, глядя на его разгладившееся во сне лицо.

— Матвей, заходите.