Читаем Два цвета полностью

Б о р и с. Угадал. (Кате.) Эти папки мне только что вручил выдающийся склочник Серафим Мефодьевич Бабец, который третий год доказывает, что проезд от школы до вагонки должен стоить не семь, а пять копеек. (Положил папки.) Ну его к лешему, этого Бабца! Потащите меня гулять?

Ш у р а. Да.

Б о р и с. Вечер теплый, совсем лето. Я только боюсь: пойдешь с тобой в парк, а попадешь в милицию.

Ш у р а. Почему в милицию?

Б о р и с. Начнешь наводить порядок — нас призовешь в свидетели.

Ш у р а. Ладно смеяться.

Б о р и с. Что-то на меня лень напала. Давайте лучше кофейку выпьем. Я ведь завзятый «кофейник», такого кофе, как у меня, вы никогда не пили. Вот Шурик пробовал.

Ш у р а. Пробовал.

Б о р и с (Кате). Он ничего в этом не понимает. (Шуре.) Держи мельницу. Крути.

К а т я. Дай мне. (Берет у Шуры кофейную мельницу.)

Борис достает зажигалку, закуривает, смотрит на Катю.

(Не глядя на Бориса.) Скажите, Борис, что написано у вас на зажигалке?

Б о р и с (улыбаясь). Да ну, глупость.

К а т я. А все-таки?

Б о р и с. Говорят, что царь Соломон на указательном пальце левой руки носил перстень из кроваво-красного астерикса. А на оборотной стороне этого камня вырезана была надпись: «Все проходит».

К а т я. Все проходит?..

Б о р и с. Зажигалку мне подарили. А надпись неглупая. В ней есть своя правда. Вот Шурик… Сегодня ему кажется, что нет ничего важнее, чем покончить с хулиганством в Касаткине.

Ш у р а. Борис, я так не говорил.

Б о р и с. Сердится… А пройдет какое-то время — он будет об этом вспоминать с улыбкой.

Ш у р а. Я и сейчас говорю с улыбкой. А вообще смешного мало. Ты, кстати, сам недавно говорил, что от хулиганства до фашизма расстояние короче воробьиного носа.

Б о р и с. Это не я говорил — Горький.

Ш у р а. Горький. А Борис Родин сказал, что хулиган самая опасная разновидность обывателя.

Б о р и с. Каюсь, говорил. Только, Шурик, дорогой, почему именно ты должен драться с этими глухарями?

Ш у р а. Потому, что это касается всех.

Б о р и с. Безусловно. Родители и школа обязаны… Понимаешь, их дело — воспитывать ребят так, чтобы путь к хулиганству был для них неприемлем так же, как неприемлем, скажем, для тебя. А уж если кто-нибудь свихнулся, есть милиция, суд, наконец, тюрьма. Если каждый на своем месте станет честно делать свое дело, нам с тобой будет не о чем говорить.

Ш у р а. Но пока что есть Глухарь, есть Репа, есть Федька.

Б о р и с. Не мешай их в одну кучу. Они разные. Твой «ближайший друг» Валентин Чубаров, он же Глухарь, — распространенный тип хулигана. Ловок, бестия, предпочитает действовать чужими руками. Этот мальчик — компетенция милиции. Репа. В первых двух классах его обучали четыре года. Читает по складам, писать так и не научился. Явно дефективная личность. Компетенция медиков. А Лукашев — этот сейчас на распутье — компетенция вашего заводского комсомола. Поссорьте его с Глухарем, и через два месяца его фотография будет на Доске почета. Кстати, хорошо, что ты добился его перевода на другую работу.

Ш у р а. Это ничего не изменило. Вчера я его опять видел в этой компании.

Б о р и с. Не сразу, Шурик. Ничего сразу не делается. И всё, Шурик, всё! Хватит! А то у меня такое чувство, что я все еще на работе.

Ш у р а. Нет, погоди!

Б о р и с. Сдаюсь, сдаюсь! Ты прав. Полезное, важное дело. Но, дорогой, осталось несколько месяцев до армии. Гуляй. Ходи в кино. Поезжай в Москву, в театр. Наконец, лежи кверху пузом и читай книжки! Зачем впутываться в эту историю?.. Впрочем, твое дело! Катюша, как наш кофе?.. У! Хватит, хватит! Шурик, у доктора был?

Ш у р а. Да. Все в порядке — процедуры назначили. Сколько сейчас времени?

Б о р и с. Скоро семь.

Ш у р а. Мне в семь на какие-то УВЧ надо забежать. (Кате.) Я — в поликлинику и скоро вернусь, а ты тут посиди. Борис, покажи ей свои фотографии.

К а т я. Нет, нет, я с тобой…

Ш у р а. Глупости какие! Сиди! Я скоро. (Уходит.)

Б о р и с. Шурик все принимает слишком близко к сердцу.

К а т я. Вы извините, я тоже пойду.

Б о р и с. Почему, Катюша? А кофе?

К а т я. Ну, хорошо… Это фотографии, о которых говорил Шурик?

Б о р и с. Они еще не разобраны. В прошлом году был на Иссык-Куле. А вы, я слышал, недавно вернулись из туристского похода?

К а т я. Две недели была в Крыму. Не заметила, как время пролетело. Так бы и ездила всю жизнь. По-моему, это самое интересное.

Б о р и с. Я это понимаю. Каждое лето вырываюсь с работы и… боже мой, сколько повидал за последние пять лет! Если удается, я и по воскресеньям удираю из города. Кругом удивительные леса. Ни души… Ужу рыбу, сплю в шалаше.

К а т я. Один?

Б о р и с. Один.

К а т я. И вам не скучно?

Б о р и с. У меня такая профессия, что я общаюсь отнюдь не с лучшими представителями человеческого рода и в свободное время предпочитаю природу…

К а т я. Борис, вы любите свою профессию?

Б о р и с. Да, конечно.

К а т я. Я завидую людям, у которых есть дело, которое поглощает их целиком…

Б о р и с. Это бывает редко. Чаще увлечения сменяются и проходят.

К а т я. «Все проходит»?

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги