Читаем Два веса, две мерки [Due pesi due misure] полностью

Я отказываюсь объяснять свою наивную философию, позволяющую мне наслаждаться отдыхом на этом пляже, где ничего не случается, и спокойно смотреть, с каким возбуждением мои знакомые, которым здесь не по себе, разъезжаются в разные края. Дом на море, очевидно, удел нищих духом: там можно проскучать дней двадцать, когда ни на что другое нет денег. Пляжи на Майорке значительно скучнее: толпы народу, ступить негде. Августовские одиссеи подчас тоже невыносимы. Но муки застрявших в аэропорту, парализованном забастовкой, ничто по сравнению с переживаниями тех, кому в разгар августа не остается ничего иного, как потягивать в одном и том же кафе свой аперитив, или с кошмаром тех, кому в начале сентября нечего будет рассказать о проведенном отпуске.

Нужны крепкие нервы, чтобы никуда не ездить. Одна девица мне призналась: уже с июня ей не дают покоя — что ты будешь делать, ты решила, куда ехать? По своей слабости ей пришлось остановить выбор на круизе по Эгейскому морю. Скучища жуткая! Одна молодая пара, измученная бесконечными отъездами знакомых и безуспешным выпрашиванием в туристских агентствах двух мест в любом направлении, предпочла тайком вернуться в Милан. Безоблачный отдых в собственном домике на берегу моря дается не каждому.

Одиннадцать часов пятьдесят девять минут

Когда появились первые наручные часы с загорающимися цифрами на микротабло, я воспринял их как способ отличиться от других. Всегда ведь найдутся желающие привлечь к себе внимание. Например, некоторые автомобилисты вместо обычного сигнала предпочитают маршеобразный пассаж из фильма «Мост через реку Квай». Что же удивительного, если кому-то нравится в ответ на вопрос: «Который час?» — нажать кнопку и на минуту заворожить остальных.

Но теперь ситуация меняется. Часы со световым индикатором, похоже, станут событием века. Через несколько лет, по предсказанию экспертов, почти треть часов, производимых в мире, будет относиться именно к этой разновидности. Цена их может опуститься до 15 тысяч лир, преимущество перед обычными часами будет состоять в большей простоте обращения (достаточно приобрести небольшую электробатарейку, действующую в течение года) и в высочайшей точности (максимальное отставание или забегание вперед — сто секунд ежегодно).

Все это очень грустно. За пределами зала ожидания аэропортов и вокзалов, где каждая минута отмечается шорохом металлических планок на табло, я воспринимаю только время, указываемое стрелками часов. Час, спрессованный в виде цифры, — это бюрократическая выдумка.

Время, которое мы, простые смертные, привыкли определять по часам, относится не к арифметике, а к геометрии. Другими словами, это угол, образуемый двумя стрелками. Мне нравятся часы железнодорожников со стрелками в виде древних луковых стрел. Из уважения к стрелкам я смиряюсь даже с часами в форме сердечка, которые носят хиппи.

Но если не врут, что кварцевые часы будут стоить дешевле, а идти точнее обычных, значит, нет ничего плохого, если они войдут в нашу жизнь. Ведь точно так же на смену бензиновым зажигалкам пришли газовые, а колодочным тормозам — дисковые.

Я не собираюсь проливать слезы по уходящим в прошлое часам со стрелками, которые, быть может, исчезнут так же быстро, как наш старый знакомый — четырехмоторный винтовой самолет, уступивший место современному реактивному лайнеру. Но мне хотелось бы трезво взглянуть на некоторые аспекты грядущей эры господства кварцевых часов.

Оставим в покое башни и колокольни (установили же на них в пятнадцатом веке куранты со стрелками, так почему же не заменить их сейчас светящимися неоновыми табло) и обратимся к родному языку. Для каждого из нас день состоит из двенадцати часов. Только бюрократы и дикторы добавляют к ним время от тринадцати до двадцати четырех часов. Когда объявляют: «Митинг начнется в восемнадцать тридцать», тут все ясно, но если вашему другу вздумается сказать: «За шутками и разговорами мы засиделись до двадцати трех часов сорока двух минут», то невольно возникает сомнение: а в своем ли он уме?

Итак, с массовым распространением электронных часов неизбежно исчезнет из обихода привычное для нас обозначение времени. Люди будут смотреть не на циферблат, а на цифры. Разве что какой-нибудь пурист при взгляде на цифру 16.45 переведет: без четверти пять. Остальные же, механически повторяя цифру, назовут точное время, как по телефону.

С миниатюрным табло, загорающимся на запястье, возникнут бесконечные сложности: ведь при взгляде на стрелки люди округляют время, а при виде светящейся цифры — дело другое. Один скажет: сейчас одиннадцать часов пятьдесят восемь минут, другой поправит: нет, пятьдесят девять, но никому и в голову не придет сказать: полдень.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Север и Юг
Север и Юг

Выросшая в зажиточной семье Маргарет вела комфортную жизнь привилегированного класса. Но когда ее отец перевез семью на север, ей пришлось приспосабливаться к жизни в Милтоне — городе, переживающем промышленную революцию.Маргарет ненавидит новых «хозяев жизни», а владелец хлопковой фабрики Джон Торнтон становится для нее настоящим олицетворением зла. Маргарет дает понять этому «вульгарному выскочке», что ему лучше держаться от нее на расстоянии. Джона же неудержимо влечет к Маргарет, да и она со временем чувствует все возрастающую симпатию к нему…Роман официально в России никогда не переводился и не издавался. Этот перевод выполнен переводчиком Валентиной Григорьевой, редакторами Helmi Saari (Елена Первушина) и mieleом и представлен на сайте A'propos… (http://www.apropospage.ru/).

Софья Валерьевна Ролдугина , Элизабет Гаскелл

Драматургия / Проза / Классическая проза / Славянское фэнтези / Зарубежная драматургия