Два выстрела во втором антракте

– Другие? – Углов удивленно поднял брови. – Это кто же?

– Ну… у меня появился еще один помощник, – отвечал инженер, потупившись. – Кажется, появился. Твердо она ничего не обещала…

– Так кто же эта таинственная «она»? – настаивал майор.

– Маша, дочь Мосолова, – неохотно признался Дружинин. – Так получилось, что мы с ней лучше познакомились… у нас оказались общие интересы…

– Вот как? – с непонятной интонацией произнес Углов. – Что ж, это может оказаться полезным. Хотя чревато всякими неожиданными последствиями – думаю, ты сам это понимаешь.

– Я понимаю, – с готовностью кивнул Дружинин. – Так вот, Маша говорила, что у отца регулярно собираются люди, обсуждают государственные дела.

– А что за люди, твоя новая помощница не сказала?

– Почему же, сказала. По ее словам, чаще других бывают комендант Зимнего дворца Воейков и его тесть, министр двора Фредерикс.

– Ну, как же, конечно, Фредерикс! – воскликнул Углов. – То-то эта старая лиса не захотела со мной сегодня встречаться, больным сказался. А я побоялся настоять на встрече – сами понимаете, документы у меня липовые, полномочия выдуманные.

– Думаю, мы ничего не потеряли оттого, что ты не встретился с Фредериксом, – сказал Дружинин. – По словам Маши, остальные участники собраний министра двора не уважают, считают человеком недалеким, а проще говоря – дураком.

– Может быть. Но кто эти «остальные»?

– Так, Воейкова я назвал… Еще бывают обер-гофмаршал граф Бенкендорф, генерал-майор Граббе, Нарышкин…

– А Спиридович?

– Нет, – покачал головой Дружинин, – Спиридовича она там не видела.

– И что же объединяет всех этих почтенных господ?

– Прежде всего – искренняя ненависть к любым переменам. Они не хотят менять в государственном устройстве абсолютно ничего. Все новшества кажутся им подозрительными. И не только политические – Дума, партии, свободная пресса. Как выразилась Маша, они «исходят ядом» и по поводу предложений о переходе России на метрическую систему мер, о сокращении алфавита, о реформе календаря… И уж конечно, у них вызывала ненависть вся деятельность Столыпина, особенно разрушение общины. «Ты бы слышал, – рассказывала мне Маша, – с каким придыханием все эти графы и министры говорят об общине! Словно сами на общинном выгоне коров пасли!»

– Хорошо выражается твоя помощница! – заметил Углов. – А она, стало быть, их разговоры регулярно подслушивает?

– Да, слушает.

– Это что – ради общего развития? Или чтобы донести на папеньку в полицию?

– Ни то, ни другое, – отвечал Дружинин. – Маша следит за отцом по заданию партии.

– Какой же?

– Партии эсеров, разумеется. В ее понимании, в России в настоящее время есть только одна серьезная партия – та, которую возглавляют Чернов и Гоц.

– Интересный расклад, – заметил Углов. – Мы начали наше расследование с эсеров и опять к ним вернулись. Впрочем, это неважно. А важно вот что: у нас появилась возможность проникнуть в ряды заговорщиков. Надо ею воспользоваться. Мы должны понять, как возник этот заговор против Столыпина, как он созрел, каков его механизм. Например, какую роль в этом играет некий господин Стрекало? Он простой исполнитель или участник заговора? И потом – кто является вдохновителем, руководителем этой группы? Мосолов или кто-то другой?

– Вы простите, что я влезаю, – неожиданно подал голос Ваня, который на совещаниях обычно молчал. – Но у меня такой вопрос: а есть ли вообще заговор?

– Что ты хочешь сказать? – повернулся к нему Дружинин. – Как же может не быть заговора, когда мы обнаружили группу людей, которые готовили убийство Столыпина? Которые продолжают регулярно собираться и преследовать соратников премьера?

– Ну да, все верно, они собираются, совещаются. Но заговор – это нечто, происходящее втайне от власти. А может, эти люди от власти вовсе не таятся?

Углов и Дружинин переглянулись.

– Ты хочешь сказать, что заговорщики действовали с благословения самого царя? – спросил Углов. – Что Столыпина, так сказать, убил сам Николай?

– Ну да! – воскликнул Ваня. – Помните, нам еще там, перед отправкой Григорий Соломонович рассказывал, что Николай проявил странное безразличие к смерти Столыпина? И на похороны не остался… Если он был в курсе заговора, тогда понятно, почему охрана была так плохо организована и почему Богров револьвер в театр пронес. Все сходится!

– Нет, не все! – заявил Дружинин. – Если царь был так недоволен деятельностью Столыпина, так зачем огород городить, зачем убивать? Отправил премьера в отставку – и все дела. Пускай едет к себе в Саратов цветочки сажать. И Кривошеина не надо убивать – тоже на покой отправить. А ведь в реальности его никуда не отправили, наоборот – поставили руководить экономической политикой правительства. А что Николай на похороны Столыпина в Киеве не остался, так он искренне считал себя выше всех; нечего ему, самодержцу, стоять у гроба какого-то бывшего премьера. Так что ты, Ваня, ошибаешься: заговор есть, он существует!