– Потому что есть и другие защитники царя и Отечества, поважнее генерал-лейтенанта Мосолова, – отвечал Игнатий Степанович. – Если вы подумали, что это я про себя, то ошиблись. Просто я действую по их поручению.
Глава 24
Инженер Дружинин поднял оконную раму и высунулся наружу. Ах, как хорошо! Местным жителям, что всю жизнь здесь проживают, этого чувства не понять. Ну, что такого особенного в сегодняшнем утре? Ну, солнце, ну, легкая дымка над Неаполитанским заливом, чистое небо над Везувием. Ну, начавшие желтеть листья платанов… Нет, лишь тот, кто наглотался холодных туманов Петербурга, может оценить всю прелесть климата южной Италии!
Раздался легкий стук в дверь, и вслед за тем в нее просунулась голова Вани.
– Ты тоже проснулся? – спросил Полушкин, входя в комнату. – А я вообще до середины ночи не спал. Как здесь здорово! А когда подумаю, что сегодня будем на Капри, я увижу Горького – вообще!
– Понятно, – усмехнулся Дружинин. – Ваня Полушкин, сын сапожника, никогда не выезжавший за пределы империи, впервые видит море и видит великого писателя. В душе у него поют трубы и хоры ангельские…
– Смейся, смейся! А сам вон тоже рано вскочил. А вообще твое описание недалеко от истины. В реальной, тамошней, жизни я, конечно, за границей уже бывал – и в Турции, и в Египте, и в Китае. Но в Европе еще не доводилось. Когда у нас пароход?
– Через два часа, – отвечал инженер. – Так что встал я вовсе не рано, а как раз вовремя. Еще позавтракать надо, собраться. Давай, ты тоже иди, собирайся. Да, вот что: раз уж ты полночи не спал, на улицу случайно не выглядывал?
– Выглядывал, и не раз!
– Ничего подозрительного не видел?
– А что ты имеешь в виду?
– Не что, а кого: того загадочного попутчика, которого я заметил в Варшаве, – помнишь?
– Не очень… – признался Ваня. – Помню, ты мне кого-то на перроне показывал, но темно уже было и далеко…
– Значит, ты его не запомнил… – протянул инженер. – Жаль… Ты, с твоим чутьем, мог бы сказать, действительно это шпик или это у меня подозрительность до степени мании развилась. Ладно, иди.
Когда Полушкин вышел, инженер вновь подошел к окну и выглянул на улицу – но уже совсем не так, как давеча. Теперь он глядел из-за занавески, стараясь, чтобы с улицы его никто не заметил. Он внимательно оглядел всю картину, что открывалась взгляду: овощную лавку и кафе напротив, стоянку извозчиков у подъезда отеля, – но нигде не заметил фигуры, что привлекла его внимание на перроне варшавского вокзала. А тот господин был весьма подозрителен! Он старательно изображал пассажира, вышедшего на остановке погулять, но взгляд – профессиональный взгляд сыщика – его выдавал. Скорее всего, это был шпик. Правда, он мог не иметь никакого отношения к Дружинину и Полушкину – просто варшавская охранка выслала агента к поезду, чтобы понаблюдать за теми, кто следует из столицы. А вдруг? Дружинин решил, что отныне будет настороже и не позволит себе расслабляться.
Вот и Углов, при их последнем свидании, перед самым отъездом, советовал быть бдительным. Когда Дружинин передал ему содержание беседы с «Игнатием Степановичем», руководитель группы спросил:
– Так ты понял, кто был этот твой новый знакомый?
– Не то что понял, но подозрение явилось… – ответил Дружинин. – Я подумал, что это может быть тот самый Стрекало, он же Пугачев.
– А у меня никаких сомнений на этот счет нет! – заявил Углов. – Стрекало это был! И приметы совпадают, и отчество «Степанович». А главное – содержание вашего разговора. Ведь он именно этим все время занимается – вербовкой агентов для исполнения «мокрых» дел. И посмотри, как глубоко уходят корни заговора! Мосолов у них, как выясняется, – вовсе не главная фигура, есть лица и поважнее, «Игнатий Степанович» тебе об этом прямо сказал.
– Стало быть, нашу задачу – найти загадочного Стрекало – можно считать выполненной, – сказал Дружинин.
– Да, эта задача выполнена, – согласился Углов. – А твоя поездка в Италию позволит нам подробно, изнутри понять механизм вербовки агентов. А пока ты будешь нежиться на Капри, я тут постараюсь познакомиться с кем-нибудь еще из участников заговора. Вот только не знаю, хватит ли у меня сил и нашим расследованием заниматься, и твои провода в дом Кривошеина тянуть.
– Ну, с проводами можно и не спешить, – заметил тогда Дружинин. – Тем более что Александр Васильевич по нашему совету завтра уедет из Петербурга. А что касается нашего расследования, то здесь у тебя будет помощник.
– Кто же это? – удивился Углов.
– Маша, – ответил Дружинин; он чуть не выговорил «моя Маша», но сдержался. – Она мне обещала, что будет подслушивать, когда заговорщики будут собираться у них в доме. И о результатах теперь будет докладывать не только в петербургский комитет эсеров, но и тебе лично. Надо только будет вас познакомить…