Два выстрела во втором антракте

— Он сказал, что он из партии, — зачастил Богров. — Правда, что-то не сходилось, я не знал, что и думать… Он появился в последних числах августа, примерно 24-го. Встретил меня поздно ночью, возле дома. Сказал то же, что и вы: что в партии все известно о моей провокации, что я должен искупить вину кровью. Должен убить кого-то важного — может, самого царя.

— А что не сходилось? Почему ты стал сомневаться?

— Сам не знаю. Он как-то не так себя держал. И говорил иначе, чем наши. Тогда я спросил: «Значит, вы от Леонтьева, от эсеров?» Он ответил: «Ну да»…

— А Леонтьев никакой не эсер, а анархист, — понимающе кивнул Углов.

— Так я понял, что он лжет. Я так и не узнал, откуда он. Он был не из полиции — полицейских он презирал, говорил про них всякие гадости. Но он очень много знал. Про меня — все знал: мою семью, привычки, распорядок дня… Я понял, что это опасный человек. Тогда я решил бежать. Степану я сказал, что все сделаю, выполню его приказ. А сам купил билет до Москвы. Но когда сел в вагон — он уже сидел в моем купе! И сказал… Сказал, что разрежет меня на куски и выбросит в окно. И показал нож — вот такой же, как у вас…

Арестант кивнул на стилет в руке мстителя.

— Я понял, что не смогу от него скрыться. Мы вместе вышли из вагона, вместе вернулись к моему дому. Там, возле дома, он назначил мне следующую встречу. И с этого дня мы встречались еще два раза.

— Зачем? Он так тебя контролировал?

— Нет, не только контролировал. На следующей встрече он уточнил задание. Сказал, что я должен убить Столыпина. Сказал, когда, где: 1 сентября, в театре. А на последней встрече, 31 августа, дал мне «браунинг» и пропуск в театр. Сказал, что я должен войти в числе последних и что досматривать меня не будут. Так все и вышло. А еще он обещал, что судить меня не будут и отпустят вскоре после задержания. Вот тут он меня обманул…

— Как он выглядел, это Степан? — спросил Углов.

— Он невысокий, вроде вас… И, знаете, вообще… на вас похож. Волосы тоже светлые, небольшие усы… И глаза такие же серые…

— Какие-нибудь шрамы? Родинки? Другие особые приметы? — продолжал допытываться майор.

— Нет, ничего такого.

— И что, он был один? Без помощников?

— Вначале один. Но там, в вагоне… Когда я вошел в купе и увидел его, я отшатнулся, хотел бежать. Но проводник меня не пустил, захлопнул дверь. А потом, когда мы выходили — мы выскочили, когда поезд уже тронулся, — я заметил, что проводника на площадке не было. А ведь он должен там стоять при отправлении. И я решил, что это был его человек.

— Он ссылался на кого-то? Называл чьи-то имена — здесь, в Киеве, или в Петербурге, или за границей?

— Ну да, называл, — кивнул арестант. — Он сказал, что начальник Киевского охранного отделения Кулябко всегда окажет ему помощь. Хотя отзывался о Кулябке с большим презрением.

— А там, в театре, ты его видел? Этого Степана?

— Я вообще-то все время на Столыпина смотрел — где он, как его охраняют. Но в какой-то момент мне показалось, что я вижу Степана — он мелькнул в толпе. А может, мне только показалось…

— А потом, после покушения? Когда тебя допрашивали? Здесь, в тюрьме?

— Нет, больше я его не видел, — арестант покачал головой.

— А ты говорил о нем следователям, которые тебя допрашивали?

— Да, говорил. И они эти показания записали. Но они упорно считали Степана за одного из партийных руководителей. А когда я им говорил, что он вовсе не из партии, они только усмехались.

— Где проходили ваши встречи? Может быть, в гостинице, где он остановился? Или на квартире?

— Нет, я не знаю, где он жил, — заявил Богров. — Несколько раз пробовал узнать, но он всякий раз обрывал эти разговоры. А встречались мы на улицах — то на Крещатике, то на Владимирской горке. Благо погода стояла теплая…

— Хорошо… — задумчиво произнес «телефонный помощник». Стилет он совсем убрал в карман и теперь сидел, глядя в пол. — Сведения интересные. Степан, значит… Человек из ниоткуда… Да, такая информация стоит жизни.

Он встал, выглянул в коридор, сказал:

— Господин инженер, я тут все закончил. Может, вам помочь?

— Нет, не надо мне помогать, — ответил инженер Дружинин. — Я тоже заканчиваю. У тебя точно все? Больше в камере нам ничего не нужно?

— Нет, думаю, что ничего, — отвечал Углов.

— Ну, тогда можно удаляться. Где тут наша охрана? Ага, вот вы, голубчик. Все, можете запирать арестованного. Аппарат установлен!

Глава 9

— Значит, твой новый друг Петр Наливайченко говорит, что не знает никакого Степана? — спросил Углов у Вани Полушкина.

— Ну да, сказал, что нет такого. А расспрашивать подробно нельзя — он и так заинтересовался, что за Степан, откуда я такое имя взял, — отвечал Ваня. — И вообще, мне сейчас вроде не полагается киевскими делами интересоваться. Ведь мне предстоит совершенно новое поприще.

— Так куда он тебя направил — в Москву? — раздался голос Дружинина из другой комнаты.

— Нет, в Питер, — ответил Ваня. — Сначала в Питер, а потом за границу. Сказал, что передаст со мной послания Чернову, Соколову, другим зарубежным товарищам. А они уже должны решить, как меня использовать.