Двадцать и двадцать один. Наивность (СИ)

Всех захватила Мельпомена. В то время, когда спектакль трагедии перерос в жестокое реалити-шоу, был разрушен главный принцип прогресса: «знание побеждает страх». Нет, страх побеждает не знание, а желание. Именно жажда познания и великих свершений заставляет человека сделать первый шаг на огромном пути своего становления. А за тем, кто первым осмелился и сделал этот первый шаг, полный любопытства и риска, идут и другие. Для них тот Первый становится Вождём. Он ведёт их к новому – к знанию, вопреки страху перед неизвестностью. А когда знание достигнуто – пропасть страха бесследно исчезает.

Сидя за небольшим письменным столом, Михаил забыл обо всех бумагах и на протяжении нескольких минут неотрывно глядел перед собой. На медной круглой ручке горизонтального книжного шкафа над головой парня на длинной серебряной цепочке медленно раскачивалось «Сердце революции». Солнце, приближаясь к закату, заглядывало в окно, и медальон игриво отражал мягкий свет, сверкая рубиновыми переливами. Золотые серп и молот бойко светились, излучая сияние, подобно солнечному. Только угольные буковки «РСФСР» сложно было различить в этом завораживающем блеске света и тени.

Орлов не мог не признать: это было поистине красивое, старое украшение, проделанное со вкусом тонким, ювелирным трудом. Финская работа – этого Миша забыть не мог. И вновь странные чувства начали просыпаться внутри его души, нашёптывая молодому человеку о том, что всё вечно, и время – это только переход из одного состояния в другое, и в мире с самых древних пор ничего коренным образом не изменилось. Осознание того, что эта вещь когда-то принадлежала совершенно другому человеку, действовавшем и думающем при иных обстоятельствах, не наступало. Для Орлова Троцкий, действительно, оставался чем-то далёким, канувшим в лету, однако Михаил видел подобные проявления и в современных людях. Проявления точно таких же ситуаций, в том числе. Орлов много не мог объяснить, но абсолютно точно был уверен в одном: ни Троцкий, ни кто-либо другой не хотели бы повторения тех же событий, которые они гордо прошли с поднятым алым флагом.

Лев Троцкий тоже был человеком. И он тоже верил в лучшее. По крайней мере, для себя. Да и какой смысл лукавить: все и во все времена надеялись на светлое будущее для себя – что в Новый год, что в Новый век… И у него была, несмотря на глубокие коммунистические убеждения, привязанность к вещам. К чему-то очень личному, служившее неким символом или заветом. За этот год изучения материалов для Миши образом истории личности стал даже не Коба, с которого он начал, а именно Троцкий. Потому что до восприятия Кобы Орлов не до конца повзрослел, а Лейба Бронштейн был идеальной кандидатурой для того, чтобы стать образом типичной исторической личности. Даже не Пётр I и Иван IV Грозный, ибо этим людям досталась власть по наследству и те не заслуживали её, чтобы стать Великими историческими личностями. С царями и императорами всё было более чем понятно.

- Бронштейну бы это не понравилось.

От внезапного появления Дементьевой парень вздрогнул, стараясь создать имитацию того, что что-то делает и одновременно толково ответить на её комментарий.

- Что его медальон на шкафу висит? – спросил он, наугад взяв в руки один из файлов. – Думаешь, его призрак придёт за нашими душами?

Виктория смерила Орлова скептическим взглядом, не оценив юмор. Она остановилась позади сидящего парня, упираясь ладонями в спинку стула и всматриваясь в тот документ, который по воле случая оказался в руках у Миши.

- НОППР не отвечает на наше желание к дебатам, а правительство проигнорировало импичмент. Прошёл уже практически месяц после того, как мы взяли «Останкино», а никакой реакции нет: всё хуже и хуже. Президент не может объявить о всеобщей мобилизации, все они сидят в Кремле, как в бункере. Я клоню к тому, что Октябрьская революция произошла всего за три дня.

- Тогда не было телесвязи и не было таких технологий, – пожал плечами Михаил. – Да и Заславский не Ленин…

- …И я не Бронштейн, – подавлено закончила Виктория, опуская ресницы.

Орлов вдруг ясно понял и осознал то, что уже давно крутилось у него на уме и на языке. Он снова, но пристальнее посмотрел на «Сердце революции».

- Ты хочешь стать Бронштейном? – спросил он. – А не проще ли быть собой?

Дементьева очень смутилась от этих слов: даже алый румянец зарделся на её щеках, но она ничего на это не ответила.

- Я смотрю, у тебя в руках отчёт о повестке дня. Ты уже читал о Восьмом съезде РКП(б)?

- Только хотел, – процедил сквозь зубы Михаил, поняв, что уколол её своим вопросом. – Ты пришла и прервала моё тщательное изучение…

- И не читай! – вдруг воскликнула девушка, вырывая из рук Орлова файл и заменяя его другим. Перед лицом Орлова оказалась биография Якова Свердлова.

- А он тут причём? – тоскливо задал вопрос молодой человек, равнодушно глядя на чёрно-белую фотографию этого деятеля. – Предопределяет ход каких-то событий?