Как только миновала полночь, они вошли в пятый ангар, злые и решительные. Тварь, оседлавшая авиационный двигатель, будто бы успокоилась. Посторонних запахов не слышалось, а вентилятор турбины оставался недвижим, лишь освещение выкинуло знакомый фокус. И Тима невольно задался вопросом: а не действуют ли они с Майским по сценарию, написанному когтистой лапой?
Как бы то ни было, они пригнали в ангар магистральный тягач с полуприцепом. Используя кран-балку, сняли турбину с тестового стенда и подготовили для перевозки. Благо с этими действиями сложностей не возникло: и Тима, и Майский не единожды наблюдали, как проводились все эти процедуры.
Хоть тьма, хлопавшая сейчас позади кабины тентом, и затаилась, Тима всё равно ощущал себя неуютно. Одолевавший его страх напоминал слизня, спрятавшегося под бревном. И казалось, этот жиревший моллюск вот-вот вылезет из своего укрытия и визгливо запищит.
Вдобавок, когда они занимались погрузкой, Тима кое-что заметил на обтекателе турбины: остаток надписи. Первая часть была давно разглажена потоками воздуха, но вторая до сих пор читалась ясно и чётко: «…и голод тысячи».
…
Тот, кто оставил это послание, или предупреждение, или проклятие, явно знал, о чём пишет. Тима не сказал о находке Майскому. Решил, что хоть у кого-то из них уровень ужаса должен быть ниже, чем у другого.
Через пятнадцать минут они миновали Ушаковку, деревеньку, забитую современными коттеджами, и Майский свернул с шоссе влево. Грузовик тяжело вошёл в поворот, громыхнув полуприцепом. Турбина с рычанием застонала. По крайней мере, так померещилось Тиме. Майский ничего не заметил, увлечённо направляя машину по просёлочной дороге в сторону видневшейся чёрной глади.
– Как мы это сделаем? – спросил Майский, когда они выехали на пляж.
Тима выглянул из кабины. Заводь и видневшаяся за ней Волга напоминали непроницаемое стекло, на котором колыхалась одинокая светлая капля – близнец ущербной луны в небе. Её светящегося ореола хватало, чтобы берег не терялся в темноте. Справа наблюдалась тень причала, с которого наверняка ныряли. К воде вёл пологий спуск из песка. Сами песчинки походили на скорченных насекомых. Ночь меняла всё.
Оценив обстановку, Тима сказал:
– Разворачиваемся и сдаём задом. А потом толкаем эту штуку в воду так долго, как сможем.
Майский кивнул:
– Принято.
Разворачивать автопоезд, чья длина немногим не доставала до пятнадцати метров, было проблематично. Песок тоже создавал определённые трудности с манёврами. Спасали только полный привод и пневматическая подвеска. Спустя семь минут Майскому удалось развернуть грузовик так, чтобы полуприцеп смотрел в воду.
И монстр проснулся.
Турбина взревела, и накрывавший её тент вздулся и сжался, словно синеватое лёгкое. Лопасти винта пришли в движение. Вращение становилось с каждой секундой всё быстрее.
Авиационный двигатель работал без какого-либо внешнего источника питания.
– Господи, Герман, газуй! – проорал Тима.
Лицо Майского прибрело странное выражение. Он словно очутился за столом с игрушечным поездом, на пути которого положили пластикового человечка. Только отыгрывать приходилось сразу две роли: машиниста и человечка.
Грузовик зарычал. Из-под передних колёс взметнулись фонтаны песка.
Полуприцеп с шумом и брызгами врезался в воду. Задние фонари продолжали светить ещё около десяти секунд, а потом погасли.
Турбина завизжала и забилась в путах ремней. Выходившая из сопла струя отработанного газа разрывала воду на двенадцать метров, обнажая дно, и не давала заводи залечить рану. Водяная пыль взлетала до самого неба. Тент сорвало, три из восьми стяжных ремней лопнули.
И если это казалось противоестественным, то дальнейшее окончательно обратило происходящее в кошмар.
Турбина, рыча, свистя и харкая желтоватым гноем, поползла по поддону прицепа. Двигалась благодаря поглощённому и выброшенному воздуху. Всасывала его с немыслимой скоростью и скользила по его зыбкой плотности. Или же сам Дьявол положил лапу на любимую игрушку и принялся толкать её.
Майский закричал и переключил рычаг коробки передач на первую скорость. Нога утопила педаль акселератора в пол. Но ничего не происходило. Грузовик стягивало на глубину вместе с полуприцепом и обезумевшей турбиной. Вода перед машиной забурлила. Ещё немного, и заглохнет движок.
Тима лихорадочным взглядом окинул приборную панель. И с чего он вообще решил, что сможет что-либо сделать отсюда? Он распахнул дверь кабины и полез наружу, схватившись за поручень для рук. Ощутил на себе невероятную мощь ветра. Униформа охранника затрепетала, форменную бейсболку с эмблемой завода сорвало и унесло прочь.
– Ты с ума сошёл! – проорал Майский. – Вернись в кабину!
Но Тима его не слышал. Он не отрывал глаз от бешено вращавшегося вентилятора, впитывая всем нутром невозможное: как авиационный двигатель, сбросив остатки ремней, осмысленно елозит по поддону полуприцепа. За лопастями сверкали звериные зеленовато-жёлтые глаза.
Тварь, прятавшаяся в обтекаемом панцире, определённо ухмылялась.