Двадцать килограммов

Неожиданно он подумал, что сейчас лицом к лицу столкнётся с покойником, что вот уже почти десять лет гниёт в земле. Сильно ли он разложился? Ввалились щёки, сдулся нос и всё такое? Следом нагрянула другая мысль. А если к недостающим двадцати килограммам относится голова? И почти сразу Тима успокоился, вспомнив, что бедолагу, угодившего в работающую авиационную турбину, могли похоронить только в пакетах.

Он вцепился в край крышки, и её сломанная часть, державшаяся всего на одной петле, без сопротивления открылась.

Гроб переполняла стоячая и густая субстанция, походившая как две капли воды на ту, что они привезли в вёдрах. Будто подали трупно-нефтяной суп – холодный и вонючий. Кое-где из отвратительной пасты проглядывали пластиковые островки, говорившие о том, что бедолагу действительно расфасовали по пакетам.

Майский вдруг расхохотался, хотя смех больше походил на рёв безумца. По щекам потекли слёзы.

– Кто-то уже наведывался сюда и сделал так, чтобы никто об этом не догадался! – проорал он, захлёбываясь смехом, понемногу переходившим в рыдания. – Это не остановить, мы не первые! Ты врубаешься, Тимофей? Мы не первые!

В ушах Тимы заслышался звон, какой обычно возникает, когда разум хлопает дверью, отказываясь принять очевидное.

– Заткнись! Это ни черта не значит, понял? – выкрикнул он. Ощутил, что стены могилы сходятся, мешая дышать. Ночь стала чернее, чем была.

Пока Майский то ли рыдал, то ли смеялся, закрывая лицо руками, Тима выбрался из ямы и схватил первое ведро. Открыл его и вылил гнусное содержимое прямо в полуоткрытый гроб. Жидкость противно забулькала. Когда ведро опустело, швырнул его вниз вместе с крышкой. То же самое проделал со вторым. И почти всё перелилось через край, уходя в липкую землю.

Чуть подавшись вперёд, Тима подцепил ковшом лопаты сломанную крышку и закрыл гроб. Напоследок что-то всхлипнуло. Какое-то время Майский, блестя глазами в свете брошенного фонарика, наблюдал за действиями Тимы, а потом взялся за вторую лопату.

В конце концов они вляпались в это вместе.

7 Угрозы

Пение птиц всё нарастало и через несколько секунд превратилось в острые клювики, царапавшие барабанные перепонки. Глухо застонав, Тима приоткрыл правый глаз. Смартфон вибрировал и полз к краю прикроватной тумбочки, будто маленький электронный самоубийца. Тима перехватил его и выключил будильник. Половина первого пополудни. Пора вставать.

Отметив приятный вакуум в голове, Тима пришёл к выводу, что спал спокойно, без сновидений. Ночная смена охранника длилась с восьми вечера до восьми утра, и так всю неделю. Этого хватало, чтобы утомлённый разум плавал в пустоте первую половину дня. И выхолощенный сон наконец-то вернулся.

Обычно Тима не заводил будильника, предпочитая хорошенько выспаться, но сейчас ему хотелось переговорить с женой. Он должен объясниться, ещё раз заверить её, что всё в порядке; что он – в порядке. Он прислушался, и его губы тронула улыбка. Из кухни доносилось поскрипывание столового ножа.

Шлёпая босыми ногами по ламинату, Тима отправился на кухню. Дарья, так и не сняв форму налогового инспектора ради приёма пищи, повстречала его напряжённым взглядом. Она как раз заканчивала разрезать кусок отварной говядины надвое. И резала так, словно это было его сердце.

– Арина ещё в школе, Тимофей. Наверное, стоит позвонить в полицию, раз она взяла с собой линейку, как думаешь?

Необъяснимая тоска захлестнула Тиму. Глядя на жену, он словно наблюдал дождливый октябрьский день, когда красота увядания причиняла нежную боль. Тима встрепенулся. Этот сезон её души, пока не грянули заморозки, нужно во что бы то ни стало обратить вспять.

– У меня на работе возникли кое-какие сложности… с одним предметом. – Тима задумался над тем, что сказать дальше. Осознал, что нуждается в Арине с её тягой к карикатурным ужасам. Она бы легко подобрала верные слова.

– Погоди. – На лице Дарьи отразилось мучительное размышление. – Какое отношение этот предмет имеет к твоей вчерашней выходке?

Она протянула руку и включила электрический чайник. За прозрачным корпусом из высокопрочного стекла поднялся первый пузырёк – серебристый предвестник скорого закипания. Тима проследил за его короткой жизнью и перевёл взгляд на жену. Заготовленная фраза образовала в горле ком.

– За мной и Майским охотится авиационная турбина от семьсот тридцать седьмого «боинга», – проговорил он с вытаращенными глазами.

Губы Дарьи разомкнулись, но движение не прекратилось, и следом распахнулся её рот. А потом она расхохоталась. На разрумянившемся лице собрались и затвердели мимические морщины, вызванные смехом.

Тима положил пальцы рук на край стола, точно ожидая удара по ним. Он не знал, как реагировать. Его признание восприняли как шутку. И сейчас ему предстоял выбор. Либо согласиться с тем, что это розыгрыш, и остаться в глазах жены и дочери странным шутником. Либо и дальше гнуть линию прогрессирующей шизофрении, наблюдаемую домочадцами.

Тима пересел ближе и взял жену за плечи, мягко встряхнул.