Двадцать килограммов

Тима и Майский не отрываясь смотрели на мониторы. Дверь, ведущая в пятый ангар, была заперта. Время близилось к полуночи, пятое апреля истончалось. С минуты на минуту некая сила, обойдя сигнализацию, распахнёт дверь, и утроба пятого ангара будет готова проглотить всех желающих. Майский курил, и Тима не винил его за эту слабость. Этой ночью решались не только их судьбы, но и судьбы их детей.

– Герман, Герман, смотри, – позвал Тима, когда напарник отвернулся к пепельнице, чтобы затушить сигарету.

Дверь ангара, тяжёлая и укреплённая, медленно открывалась, словно одну из её петель заменила сломанная петля туалетного шкафчика.

Майский втянул голову в плечи, готовясь услышать вой сирены, оповещающей о несанкционированном проникновении. Ничего не последовало. В комнате охраны слышалось только дыхание двух перепуганных мужчин да в коридорах снаружи царила тишина.

– Ладно, сделаем это, – выдохнул Майский, и Тима кивнул.

Они надели хозяйственные перчатки, а затем каждый взял по десятилитровому пластиковому ведру с герметичной крышкой. В синем, доставшемся Тиме, болтались две щётки-утюжка и пара респираторов, одолженных в покрасочном цехе.

После Тима и Майский вышли из комнаты охраны, но перед тем отключили видеокамеры, просматривавшие их маршрут и внутренности пятого ангара. Об этом нарушении можно будет подумать позже, при свете дня, когда сама их задумка превратится в далёкий и туманный берег дурного сна.

Перед входом в ангар они замерли. На сей раз освещение не вытворяло всякие штучки, от которых стягивало живот, а в волосах грозила завестись седина.

– Турбина знает, что мы задумали, – произнёс Тима.

– Что ты такое говоришь? – Майский мотнул головой, будто споря сам с собой, а потом шагнул в ангар. Две трети потолочных ламп сейчас же погасли. – И она хочет, чтобы мы потрудились на её условиях, так?

Тима не ответил. Он быстрым шагом обогнал напарника и включил фонарик. Лучом света показал Майскому, чтобы тот избегал опасной зоны всасывания, обозначенной разметкой на полу ангара.

Турбина ждала их, Тима был уверен в этом. Но что именно их дожидалось? Существо, обезумевшее от боли и потому нуждающееся в помощи? Или тварь с изнанки бытия, в которой насмешкой считалось всё, кроме боли и злобы?

Они замерли у левого бока турбины. Ревизионный люк был закрыт, а потёки масла убрали ещё днём.

– Оно само начнётся? – Майский на всякий случай зажал нос.

– Не знаю, но я не собираюсь торчать здесь до двух часов ночи, – отозвался Тима.

Он пошарил пальцами по люку, отыскивая запирающую рукоятку. Старался ни о чём не думать, особенно о том, чего может случайно коснуться. Наконец нащупал продолговатую рукоять и взглядом показал Майскому, чтобы тот приготовил ведро.

– Погоди. – Майский надел респиратор и протянул второй Тиме. Поднял ведро. – Давай.

Люк поддался, и кошмарная суть турбины заявила о себе.

Хлынула гнойная субстанция, заполняя пространство ангара вонью. Казалось, где-то лопнула цистерна, набитая гнилыми, мясистыми помидорами. Конечно, запах был куда хуже, чем чувствовалось, но респираторы худо-бедно справлялись со своей задачей.

– Так… пахнет труп, которому… никак не удаётся сгнить, – неожиданно заявил Майский. Голос его звучал глухо, провалы в звуках говорили, что он едва сдерживался, чтобы не стошнить.

Пока напарник, держа ведро, ловил чёрную субстанцию, Тима взял щётку-утюжок и принялся вычищать всё, до чего мог дотянуться. Во второе ведро полетели влажные чёрно-желтые комья. Некоторые напоминали желатиновую слизь, начиненную рублеными волосками.

В какой-то момент борьба с этой мерзостью захватила Тиму. Он словно чистил душу огромного мёртвого слона. Сравнение не претендовало на медаль по здравомыслию, и Тима сообразил, что близость к злу пьянит его. Но не как хорошая выпивка, а как палёное пойло, за которое поутру расплатишься параличом и слепотой.

Наконец работа была закончена, и мужчины с удовлетворением отметили, что из турбины больше ничего не сочится, а её внутренности, просматриваемые через ревизионный люк, относительно чисты. Ведра были полны. Один взгляд на их содержимое предлагал распрощаться с ужином.

Майский подхватил ведра, с задумчивостью на лице покачал их в руках:

– А здесь действительно около двадцати килограммов.

– Прекрати, пока меня не вырвало, – со стоном попросил Тима.

Пока он запирал ревизионный люк, Майский закрыл ведра герметичными крышками и вынес их в коридор. Тима поспешил за напарником и, сняв перчатки, перевёл дверь ангара в режим охраны. Потом с облегчением выдохнул и взял своё ведро.

Они вышли на парковку со стороны центрального административного здания и стянули респираторы. Ночной апрельский воздух пах свежестью и каким-то цветущим кустарником. Тима ощутил порыв отыскать эти неведомые цветы и затолкать их себе в нос. Вонь разлагающегося мяса, хоть и не чувствовалась сквозь закрытые вёдра, по-прежнему терзала разум фантомными щупальцами.