Двадцать килограммов

Дальше можно было не продолжать. Рынок авиационных комплектующих с начала года переживал упадок, вызванный энергетическим кризисом, ударившим по промышленным мощностям лидеров двигателестроения. Поэтому из чуланов и запасников доставали всё, что могло продержаться в воздухе больше получаса, не истекая при этом чёрным дымом. Достали и это.

– Что мы делаем? – наконец спросил Майский, когда пауза затянулась.

– Осматриваем ангар, а потом запираем его и берём пару дней за свой счёт.

– Хороший план. Хороший.

Они двинулись друг за другом, совершенно не думая о том, что выглядят глупо и таким образом увеличивают время осмотра. Тима, чуть наклонив голову, шёл первым. Ему хотелось убедиться, что турбина – всего лишь обыкновенный авиационный двигатель, а не какой-то кровожадный монстр, запечатанный в жаропрочном сплаве, способный порубить человека в считаные секунды.

– Никакой вони, – заметил Майский из-за спины.

Стоило ему это сказать, как послышался звук, от которого они оцепенели.

На глазах перепуганных мужчин лопасти авиационного движка сделали четверть оборота по часовой стрелке и столько же – в обратную сторону. Это напоминало неглубокий вздох, только в нём не было привычных эмоций, таких как облегчение или горечь. Так могла вздохнуть тварь, ненавидящая даже воздух, – со злобным сипением и затаённой яростью.

Щёлкнуло, и ревизионный люк левого борта турбины откинулся. Наружу потекла чёрная, загустевающая слизь. Густой смрад мясного гноя шибанул в носы, и Тима с Майским отшатнулись. Липкий слой, облепивший ребристые внутренности двигателя, поблёскивал чёрно-жёлтым и отслаивался, падая на пол ангара.

Турбина дёрнулась, и из её бока выплеснулась новая вязкая струя.

А потом турбина хохотнула. Изрыгнула злобный смех, смешанный пополам с раскатистым кашлем.

Боясь, что тварь в авиационном двигателе вот-вот перейдёт от запугивания к действиям, Тима толкнул Майского, и они рванулись к выходу из ангара. Оба сосредоточенно засопели, ставя помещение на сигнализацию в четыре руки.

Вернувшись в комнату охраны, они заперлись и первым делом посмотрели, что зафиксировали видеокамеры. Результат их неприятно удивил и отчасти обрадовал. На полу ангара, прямо под турбиной, расплывалось пятно, похожее на масляное. Ревизионный люк был по-прежнему открыт. И больше ничего. Только их смешные лица продолжали кривиться в криках, когда они на повторе, чуть ли не падая, покидали ангар.

Тима догадался выключить монитор, транслировавший происходящее в пятом ангаре, и это немного их успокоило.

Остаток смены они провели в тишине. Сложно было говорить о том, чего, скорее всего, и не произошло. Но даже так, пребывая на пристани молчания, Тима и Майский не сомневались в том, что стали жертвами некоей чёрной издёвки. И уж конечно, не могло быть и речи, чтобы сообщить о случившемся на посты охраны, отвечавшие за северный, западный и восточный сектора завода.

Тима и Майский замерли в ожидании рассвета.

4 Вращения

Разум вынул ту же монетку сновидения, но на сей раз явил другую её сторону.

Тима, заточенный в кошмарном сне, сходил с ума. Его не беспокоили такие пустяки, как собственная рука, проходящая сквозь предметы, или безразличие на лицах прохожих, когда он кричал и метался по тёмным улицам. Существование в форме призрака причиняло очевидные неудобства, это так, но никто не говорил, что духи тоже могут корчиться на острие навязчивой мысли.

Тиме не хватало двадцати килограммов.

Когда его, одетого в рабочий комбинезон, вместе с какой-то спортивной сумкой из багажа перерубило в однородную кашицу, он страдал не так сильно, как сейчас. Даже когда сообразил, что саржа комбинезона и ошмётки сумки выглядят как человеческие внутренности, это не причинило столько боли. После его смерти турбину «боинга» почистили и промыли, но Тима знал, ощущал фантомным телом, что часть его трупа навсегда осталась гнить внутри турбины.

Он молил, чтобы эти частички нашли, выковыряли, словно пищу, застрявшую в зубах, а потом упокоили. Бесполезно: мёртвых или не слышат вообще, или слышат слишком поздно. Вскоре эти мысли трансформировались в зависть и злобу.

У сновидений свой ландшафт и свои карты, и Тима очутился у себя дома. Обжигающие эмоции наполнили его конечности сверхъестественной силой, и он похитил жену и дочь. Понёс их на призрачных руках в аэропорт, к «боингу», забравшему его жизнь.

Он ненавидел этих тёплых, брыкающихся людей и успокоился, лишь когда зашвырнул их в турбину, что уже со свистом поглощала воздух. Лопасти вращавшегося вентилятора слились в серебристое полотно. Ударил фонтан крови, и жена и дочь, выбросив красную пыль, превратились в ничто.

Окончательное умиротворение пришло, когда Тима из их останков слепил себе замечательные ноги, оставлявшие за собой замечательные красные следы. Топ-топ…

Сон оборвался, забрав с собой все противоречивые чувства, и Тима открыл глаза. Повернул голову. Небо за окном было белым, по-настоящему весенним. Из комнаты Арины доносилась слабая музыка.