Читаем Двадцать лет в батискафе. полностью

— Думаете ли вы, что французские организации, как науч­ные, так и военно-морские, отнесутся положительно к тому, чтобы батискаф совершил экспедицию к японским берегам я некоторые японские ученые могли бы совершить в нем не­сколько погружений?

Я немного растерялся, хотя давно уже мечтал о междуна­родном сотрудничестве и более широкой эксплуатации батиска­фа или даже нескольких батискафов. Я стал прикидывать в уме — какие могут быть возражения против франко-японского сотрудничества? С одной стороны, в высших сферах у нас всег­да считали, что батискаф должен заниматься исключительно научными проблемами. Так что в этом плане возражений не предвидится. С другой стороны, экспедиция в столь отдаленный район ставит ряд сложных проблем. В то время я уже обдумы­вал предложение профессора Переса отправиться в Португа­лию, но до осуществления этого проекта было еще далеко. А тут мне предлагают пройти морем 20 000 километров, чтобы совершить погружение буквально на противоположном конце земного шара! Кроме проблем чисто технического свойства, надо было подумать и о том, сумеем ли мы эффективно рабо­тать с людьми, стереотип жизни которых, что ни говори, силь­но отличается от нашего.

Впрочем, соблазнительность самой идеи тесного контакта с Японией, такой высокоразвитой и такой далекой страной, и желание продемонстрировать японцам батискаф заставили меня на время забыть о трудностях подобного предприятия. Мы поднялись на борт «ФНРС-ІІІ». Даже беглый осмотр сферы из­бавляет от необходимости пускаться в длинные объяснения и сразу дает представление о возможностях батискафа. Господин Сасаки, принимавший участие в переводе книги, в которой мы с Вильмом описывали младенчество «ФНРС-III», прекрасно знал батискаф — я сразу это заметил, — и разговор наш при­нял более конкретный характер. Сфера показалась ему про­сторнее, чем он ожидал, возможно, потому, что кабина «Куросио» была еще теснее, чем наша. Я показал ему свои научные приборы, в то время весьма примитивные, и он спросил, можно ли установить в сфере прибор для изучения течений, над созданием которого он тогда работал. В ответ на встречный вопрос он уточнил, что ему потребуется протянуть только два электропровода.

Затем мы поговорили о возможностях создания приборов, обеспечивающих непрерывную регистрацию температуры мор­ской воды за бортом. Наличие свободных жил в кабеле как будто позволяло оснастить батискаф такими приборами, о чем я и сообщил своему гостю.

Обедали мы в военно-морском клубе, а потом я пригласил профессора к себе на чашку кофе. Едва ступив в гостиную и познакомившись с моей женой, он вытащил из кармана какую- то коробочку.

— Подарок,— объявил он.

В футляре на подушечке спала великолепная жемчужина, своей округлой формой напомнившая мне мой батискаф; мо­жет быть, поэтому мне показалось, что этот подарок — доброе предзнаменование. Всю вторую половину дня мы проговорили о будущей экспедиции.

Профессору хотелось отправить в подводные экскурсии нескольких своих коллег, и я безуспешно пытался убедить его в том, что для серьезных исследований каждому из них при­дется совершить не одно, а серию погружений. Ведь первое по­гружение в батискафе — это, как правило, не более чем мало­приятное знакомство с ним. Между тем идея профессора Сасаки заключалась в том, чтобы как можно большее число представи­телей различных отраслей науки получили представление о воз­можностях батискафа.

Но едва простившись со своим гостем на платформе тулонского вокзала, я понял, что все это — несбыточные мечты, слишком заманчивые для того, чтобы оказаться осуществлен­ными. В те дни мне нередко приходилось принимать у себя ученых, которых приводила ко мне любознательность, и я скоро позабыл о профессоре Сасаки. Через несколько недель после его визита из Парижа мне передали официальный ответ министерства на просьбу японского океанографа. Условие, по­ставленное министерством, было, на мой взгляд, невыполни­мым: они хотели, чтобы Япония взяла на себя все расходы, связанные с экспедицией; но я знал, что профессор Сасаки располагал лишь весьма скромными средствами.

Почему, собственно, в самолете на обратном пути из Пор­тугалии мысли мои обратились к этой неудавшейся затее и я принялся грезить о тихоокеанской флоре и фауне? Вероятно, это было предчувствие, потому что несколько месяцев спустя я получил письмо из Японии. Вскрывая его, я не рассчитывал на интересные новости, но оказалось, что профессор Сасаки привлек к своему проекту внимание многих коллег из универ­ситетов Токио и Нагои, и они сформировали Японский коми­тет по использованию батискафа. Одна из крупнейших газет Японии, «Асахи Симбун», предоставила в распоряжение Комитета несколько миллионов иен для финансирования экспедиции. «Нам остается только,— писал профессор Сасаки,— разра­ботать план работ и сделать все необходимое для того, чтобы экспедиция состоялась в 1958 году».

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары