Двадцать лет в батискафе.

После этого между Тулоном и Токио установилась регуляр­ная переписка. Опускаю детали, относящиеся непосредственно к организации экспедиции. Если при подготовке нашего португальского похода я имел возможность слетать в Лиссабон и урегулировать все вопросы на месте, то на этот раз даже в краткосрочной командировке в Токио мне было отказано за недостатком средств.

Таким образом, на 1957 год у нас была двойная задача: выполнить намеченную программу погружений и одновремен­но, ввиду предстоящей японской экспедиции, ускорить осна­щение «ФНРС-ІІІ» научным оборудованием. С помощью господина Бруарделя, специалиста из Института океанографии, мы оборудовали батискаф батометрами — приборами для взятия проб забортной воды. У профессора Пиккара при создании «Триеста» была идея использовать для этой цели стальную трубку, проходящую внутрь сферы, мы же решили использовать плексигласовые батометры, расположив их на корпусе, поплавка; управлялись они с помощью дистанционного электромагнитного устройства. Конструкция оказалась удачной и в дальнейшем не доставляла нам никаких хлопот.

А вот устройство для непрерывной регистрации давления, температуры и прочих параметров, разработанное Бруарделем, оказалось слишком громоздким — словно в отместку за удач­ную конструкцию батометров. Оно состояло из 16-миллиметро­вой кинокамеры, помещенной в вершине конического светонепроницаемого кожуха — блензы и нацеленной на шкалы приборов и циферблат часов. В конце концов решение этой проблемы нашел бывший участник полярных экспедиций господин Мартэн — физик, прошедший конкурс на замещение долж­ности руководителя лаборатории батискафа. Конкурс этот был объявлен ФНРС, когда стало ясно, что из простого наблюда­тельного пункта батискаф превращается в настоящую научную лабораторию. Для регистрации показаний измерительных при­боров Мартэн приобрел электронный потенциограф, который линиями разных цветов вычерчивал на ленте кривые измере­ний шести параметров одновременно. Установка этого аппара­та, более компактного, чем камера Бруарделя, доставила нема­ло хлопот девиаторам тулонской базы: дело в том, что потен­циограф создавал сильное магнитное поле, искажавшее показа­ния бортового компаса. Чтобы уничтожить девиацию, компас, пришлось установить в шахте, и пилот батискафа должен был следить за его показаниями через иллюминатор, что было до­вольно неудобно.

Господин Мартэн работал над созданием нового прибора для измерения температуры. Ему хотелось применить термопары, но изготовление прибора затянулось, и в конце концов приш­лось временно использовать обычные резисторы; отдельные детали для этого устройства посылались в Японию самолетом уже после того, как батискаф отбыл из Тулона.

Помня уроки португальской экспедиции, я заказал два до­мика для склада и мастерской, которые можно было бы устано­вить прямо возле причала. Эти «лаборатории», как их величали японцы, сослужили нам добрую службу, так как только бла­годаря им мы всегда имели под рукой необходимые запасные части. Военно-морская база Тулона предоставила в наше рас­поряжение преобразователи для зарядки аккумуляторов, элек­трический насос для перекачки бензина и передвижной комп­рессор для зарядки сжатым воздухом баллонов батискафа и аквалангов.

Подготовка к японской экспедиции шла параллельно с выполнением программы погружений, намеченных на 1957 год и посвященных, главным образом, биологическим исследованиям. В нескольких погружениях принимали участие профессоры Перес и Бернар, а также и господин Трегубов. По его инициа­тиве в конце апреля и начале мая — наиболее благоприятный период для изучения пелагической фауны — мы провели ряд погружений в районе Вильфранш. Юго-юго-восточный ветер — «лабеш», поднимающийся после весенних штормов, пригоняет к берегу массы планктона. Поскольку еще в ходе прошлых погружений Трегубов убедился в том, что простое визуальное наблюдение не дает возможности распознать всех представите­лей интересовавшей его фауны, а тем более произвести какие бы то ни было подсчеты, в помощь нам дали «Калипсо», судно капитана Кусто, занимавшегося ловом планктона на глубине 1000—2000 метров в районе наших погружений.

Из-за постоянного и все усиливавшегося восточного ветра нам пришлось ограничиться тремя дневными погружениями и отказаться от запланированного четвертого, ночного. Ночное погружение в районе Вильфранш состоялось лишь несколько месяцев спустя, точнее — 12 октября. Измерение температуры на различных глубинах позволило обнаружить поблизости от побережья слой теплой воды (13,3°); в мае он лежал на глубине 300—600 метров, а в июле — на глубине 500—700 метров. Этот слой, соленость которого оказалась выше, чем соленость соседних слоев, по-видимому, обязан своим происхождением восточно-средиземноморским течениям, проходящим здесь у самого побережья. Судя по тому, что микропланктон держался лишь в приповерхностном и в придонном слое толщиной около 200 метров, наличие этого теплого слоя никак на планктон не влияло.