Двадцать новогодних чудес

Валентин, как всегда, не ошибся в прогнозах: москвич удалился восвояси уже после полуночи, после чего коллеги рассосались буквально за пять минут. Валентин с облегчением проводил взглядом чрезмерно заботливую секретаршу Соню, погасил свет в кабинете, оставив только слабую декоративную лампочку около монитора, и подошел к прозрачной, стеклянной от пола до потолка, стене, за которой расплывчатыми огоньками новогодних иллюминаций переливался центральный проспект.

Телефон молчал. В первый момент он подумал, что Кира, не получив ответа, обязательно ему позвонит, надо будет брать трубку и что-то ей говорить. А что — он не знал. Но она, на удивление, не звонила. Хорошо это было или плохо, Валентин понять не мог.

Из дома тоже не звонили. Но этому он не удивлялся: жена привыкла к его поздним возвращениям (…работа такая, а как иначе в наше время?..). Да и, если честно, Валентину уже несколько лет казалось, что она вообще перестала по этому поводу беспокоиться, а сейчас и вовсе — искренне получала удовольствие от того, что большинство вечеров (прошлой осенью дочь уехала учиться в столичный вуз) проводит одна.

Валентин взглянул на похудевший календарь — до Нового года оставалось три дня.

***

«До Нового года осталось два дня». Кира получила уведомление о приближающемся празднике на телефон в 8 утра (…вот дура, зачем вечно цепляю левые рассылки?) и поэтому проснулась одновременно с мужем. Герман уже встал с постели и делал ежеутренние упражнения или, как он подшучивал, когда был в хорошем настроении, «микс асан и советской физзарядки».

Кира снова закрыла глаза. Но муж уже заметил ее раннее пробуждение и стал щекотать пятку:

— Вставай, просыпайся, кто рано встает…

— …того жизнь заклюет… — буркнула Кира и скрылась в ванной.

Она почистила зубы, умылась, посидела на краю огромной черной ванны (о которой свекровь заметила: «Странные у вас, девушка, вкусы…») в надежде, что утренний моцион избавит от необходимости поддерживать разговор с ничего не подозревающим и, на удивление, беспечным супругом. О, если бы он знал! Если бы он знал, какие беспредельно сильные и разрушительные чувства владели ею последние два месяца… Нет, конечно, Valli она знала много дольше — даже не вспомнить, когда впервые увиделись, наверное, на каком-то ивенте, который Кира организовывала от лица событийного агентства, где работала последние несколько лет. И даже когда у них завязался роман, ей не казалось, что в жизни ее что-то изменится. У нее за время их с Германом брака, которому совсем недавно был отмечен рубеж в семь лет, пару раз уже были мимолетные легкомысленные интрижки, хотя там и до поцелуев дело не доходило, а куда уж что посерьезнее. Но в этот раз Кира поняла, что ее привычная, обыденная, жизнь, наполненная ежедневными хлопотами, лопнула с треском как огромный воздушный шар — пш-ш-ш-ш! — и скукожилась в маленький жалкий бесформенный клочок, как всегда бывает даже с самыми великолепными, парящими в небесах воздушными шарами.

В тот день вечером она шла домой с парковки — и внезапно пошел первый снег: крупный, мягкий, неторопливый… Когда звякнул телефон привычным пиликаньем только что пришедшего сообщения, Кира даже не сразу достала его из кармана. Вообще не хотелось ни о ком ничего слышать, так тихо и спокойно было кругом. Телефон пропиликал настойчиво снова и снова, и она открыла и прочла сообщения, сначала даже не взглянув на отправителя: «Кир, вечер — чудо. Я на набережной. Очень хочу с тобой, только с тобой. Не удивляйся и не задавай дурацких вопросов. Valli».

И в этот момент, хотя не было ни банальных «я тебя люблю», ни многозначительных взглядов, ни даже каких-то откровенных и простых прикосновений — она все поняла. Про себя. Про него. Про то, что любовь, безудержная и всеохватная, как снежный водоворот вокруг нее, подхватила, увлекла, утянула… И что нужно расставаться с мужем.

Правда, дело до разговора с Германом дошло только сейчас. Хотя шел уже второй месяц безумного, сносящего все крыши в ее голове, романа. Она теряла и забывала вещи. Не помнила о встречах с клиентами и не сразу понимала, о чем идет речь, когда Герман за ужином обсуждал с нею планы на выходные и предновогодний ремонт. Зачем-то ему вздумалось внезапно отремонтировать пустовавшую уже лет пять третью комнату в их квартире. Когда они сюда заехали, оба выбрали для гостиной не самую большую комнату, а ту, что соседствовала с кухней — объединив ее в модное ныне пространство кухня-гостиная. В еще одной «малышке» они устроили себе спальню. А самая большая — самая солнечная комната пустовала. Ее облюбовал Михаил — рыжий кот с проплешиной на боку (следствие бурной дворовой юности), которого Герман притащил домой с год назад. Изо дня в день Михаил дремал ровно посередине просторного помещения в косом прямоугольнике, очерченном солнцем, вставая только для отправления естественных кошачьих потребностей и чтобы подкрепиться. Иногда Кира забывала про кота, и из-за этого ей было совестно. Впрочем, Гера исправно следил за наличием свежей воды и корма в миске.