Двадцать первый: Книга фантазмов

Стрельба прекратилась, и в поезде, который продолжал нестись вперед, наступила тишина, если не считать свиста ветра, проникавшего в вагон через дырки в пробитых окнах. Кемаль положил пистолет на место, Миладинов оторвал взгляд от книги и посмотрел на остальных пассажиров, испуганно прислушивающихся. Гордан, встав, улыбнулся, подумав, что произошедшее на его глазах было более захватывающим, чем любая новейшая компьютерная игра, но потом на его лице появилось серьезное выражение, и он устремил взгляд вдаль, размышляя над тем, что движет этим приключением, представлявшем собой одновременно — и явную иллюзию, и убедительную реальность. Гордан предположил, что существует некий сложный и непонятный алгоритм, вписанный в пространственно-временной континуум, который неожиданно и безумно активировался как историческая игра на компьютерной приставке времени…

Остальные пассажиры поднимались с пола и, с облегчением вздохнув, рассаживались по местам, комментируя недавнее приключение. Зизи открыла глаза и, встав с места, с пафосом прошептала:

— Primitifs… Ils n’ont pas ni simple respect pour les dames! — А когда Кемаль посмотрел на нее, добавила: — …et touts les autres!^[42]

В этот момент женщина в платке посмотрела на девочку рядом с ней. На ее лице отразился ужас. Она закричала. Зизи вздрогнула. Все замерли.

— Дочка! — орала мать, тряся девочку, безжизненно лежавшую на лавке. — Дочка!

— Люди, что с моим ребенком! Люди, она не дышит! — как безумная вопила женщина, не замечая, что ее руки покраснели от крови, быстро пропитавшей всю одежду ребенка. — Встань, поговори с мамой! Люди, моего ребенка убили! Господи, покарай убийц. Порази их, Боже. «Уходи, — сказал мне муж, — уходи из деревни, беги куда-нибудь, где поспокойнее. Смотри, — говорит, — какое вокруг беззаконие творится. То турки, то партизаны, все с винтовками. Возьми девочку, — сказал он, — и уходи. Чтобы ее сберечь». Трое детей у меня умерло. Только вот эта, кровиночка моя, осталась. Мы поехали в Стамбул к родственникам, они нас приняли ненадолго. В Эдирне мои дядья разве что нас не выгнали. В Салониках, другие, тоже сказали: «Хорошо, что приехали, а еще лучше будет, когда уедете». Тогда мы в Скопье отправились, где мужнины родственники живут, и вот что случилось. Смотри, госпожа! Смотрите все! — отчаянно кричала женщина, обращаясь к Зизи. — Смотри, моего ребенка убили!

Зизи снова упала в обморок. Теперь от вида крови, которая капала на пол. Крови натекла уже целая темно-красная лужа.

— Подъезжаем к Скопье! — крикнул один из пассажиров.

Учительница посмотрела в изумлении на железнодорожника, который также не мог понять, как это они возвращаются к Скопье с юга, когда поезд, в который они сели, отправился на север… Он недоуменно пожал плечами.

«Выходит, мы возвращаемся на прежнее место», — подумал Гордан. Ему было любопытно узнать, куда же прибудет этот состав из-за странного сбоя в пространстве и времени… Вдруг он услышал, как поезд со скрипом остановился, по инерции качнулся назад и затем снова вперед. Снизу послышался свист выпускаемого пара. «Как это, — удивился Гордан, — это же был дизельный локомотив, а не паровоз», но быстро успокоился, потому что теперь все было возможно. Снаружи виднелись контуры небольшой незнакомой станции, и оттуда неслись крики:

— "USK"UB, "USK"UB! HOSGELD’N’Z — "USK"UBDE!^[43] — закричал мужской голос по-турецки, а затем перешел на французский — MESSIEURS DAMME, BIENVENUE A USCUB! BIENVENUE A SKOPIE! LA STATION DE SKOPIE!..^[44]

Глядя в окно, Гордан увидел женщину с девочкой на руках, отчаянно спешившую к выходу с перрона. Лицо учительницы окаменело. Железнодорожник смотрел на женщину в черном влажными от слез глазами. К ней подошли двое полицейских с фесками на головах, один из них попытался забрать тело девочки, но мать не отдала его, и полицейские вместе с ней пошли к выходу с платформы. Тут Гордан заметил Миладинова, стоявшего у дверей вагона в глубокой задумчивости. Потом поэт вытащил блокнот и карандаш и начал что-то записывать.

Далее взгляд Гордана упал на двух грузчиков, несших знакомый ему багаж, и на Кемаля с Зизи, которые следовали за носильщиками в сторону ближайшей приличной гостиницы. Они прошли мимо Миладинова, сдержанно кивнув ему, но поэт этого не заметил, быстро продолжая писать.

Когда он закончил и убрал блокнот во внутренний карман пиджака, с ним столкнулась торопящаяся пара, видимо, собиравшаяся сесть на поезд. Это были мужчина и женщина не очень высокого роста и обычной внешности, одетые по моде пятидесятых годов, третьего времени этого происшествия. Мужчина, державший во рту трубку, косил на правый глаз, на нем были очки в круглой роговой оправе, а женщина выглядела строго, волосы у нее были забраны в пучок.

— Pardon! — бросил на ходу Миладинову торопящийся мужчина, не вынимая трубки изо рта и поправляя сползавшие на нос очки.