Двадцать первый: Книга фантазмов

Возбужденные покупатели, заходившие утром в магазинчик Деяна Коева, взволнованно обсуждали случившееся в Нью-Йорке. Сам Деян поверил в правдивость информации о трагедии только тогда, когда в дневных новостях национального телевидения своими глазами увидел картину произошедшего.

Судя по тому, какие испуганные лица были у деятелей дипломатических ведомств западного мира, комментирующих в своих коротких и, как всегда, осторожных заявлениях события 11 сентября 2001 года, Деян понял: то, что случилось, крайне важно. Шоком было уже то, что террористические нападения произошли в метрополии современного мира, государстве, казавшемся самым безопасным и могущественным. Эта мысль, несмотря на ее трагичность, показалась утешительной Деяну Коеву, жившему в стране, где все сильнее разгорался межнациональный конфликт, с каждым днем грозивший перерасти в настоящую войну. О беспорядках в Македонии последнее время сообщали все телевизионные каналы. Теперь реальность приобрела другое, неожиданное направление. Пометка Breaking news^[74] сопровождала новости из Америки.

Деян вдруг почувствовал, что война в Македонии стала бледнеть на фоне потрясений и бурь, которые ожидают мир в будущем. Новый век породил у человечества новые страхи.

— Ты идешь к столу? — тихо спросила Станка, включив плитку, чтобы подогреть уже остывший обед.

У Деяна не было привычки смотреть телевизор за обедом. Он любил сесть за стол, налить себе и Станке, а иногда и Гордану, по рюмке ракии или домашнего вина, которое он делал сам из винограда со своего собственного небольшого виноградника, находившегося недалеко от Скопье и оставшегося еще от деда, и вместе пообедать, обсуждая все, что случилось за день.

— Я буду обедать у телевизора, — ответил Деян, не переставая внимательно следить за тем, что происходило за тысячи километров от Скопье. — Налей мне рюмку ракии и дай чего-нибудь закусить.

75

Пока мир трясся в лихорадке новой трагедии, затмившей межэтнический конфликт в Македонии, Климент Кавай ехал в Охрид кружным путем, потому что короткая дорога была небезопасной: там появились вооруженные группы, которые останавливали и грабили машины, а иногда даже брали пассажиров в заложники.

После того, как Кавай посмотрел страшные кадры из Нью-Йорка, он сразу же позвонил Майе — удостоверился, что она жива и здорова (правду сказать, она показалась отцу более нервной, чем обычно, но это было вполне оправдано, учитывая царившую там напряженность), и его мысли снова вернулись к Македонии. Он считал, что удар по Америке — это игра случая, минутное проявление слабости тамошней системы, которое приведет только к ее укреплению.

Его мучило развитие событий дома. Нескончаемый поток негативных происшествий заставлял профессора со всё большим усердием искать коридор под Охридом — оттуда, по его мнению, словно неиссякаемый источник грязной воды, било зло, заливая нечистотами его страну, где жили в основном добрые, хорошие люди. В богатом воображении профессора Кавая Македония в тот момент походила на затопленное вспаханное поле, когда-то полное здоровыми и богатыми, а теперь гниющими посевами.

В стране процветала нелегальная торговля — от контрабанды нефти в соседнюю Сербию, на которую было наложено эмбарго, богатела балканская мафия, действовавшая как транснациональная корпорация, при этом каждая ее часть финансировала свои группы и разного рода незаконные формирования, охваченные идеями этнически чистых территорий.

Политические партии разделились по национальному признаку и выступали под национальными символами и другими знаками беснующегося этнического бестиария; Каваю виделось, что эта геральдика знаменует собой появление новой, агрессивной исторической сущности. При этом партии больше занимались идеологией, чем реальной жизнью. Экономика становилась или черной, или серой. Подпольный бизнес стал способом выживания простых, неожиданно обнищавших людей. Население уходило в религию, строило культовые здания, воздвигало огромные кресты на горах и двойные минареты в новых сельских мечетях, отмечая свою территорию религиозными знаками…

В то же время уровень морали упал до самых низких отметок. «Куда мы катимся? — спрашивал себя профессор Климент Кавай, ведя машину окольными путями в Охрид. — Когда все это закончится?» Он думал о том, что в македонских городах и албанских деревнях, чего раньше никогда не бывало, процветает проституция, что ни человеческая жизнь, ни, тем более, человеческое достоинство уже не стоят и выеденного яйца, что развивается торговля людьми, что вместо пути к светлому будущему открывается путь к наркотикам, криминалу и оружию… Что коррупция — это как заразная болезнь, которую одна власть перенимает от другой. Что одни богатеют, оставляя других в беде, а страну — в болоте бесконечного переходного периода.