Двадцать пять лет в окопах холодной войны

Мое расположение к гуманитарным общественным наукам оборачивалось иногда ко мне нелицеприятной стороной. Был у нас такой предмет – партийно-политическая работа на флоте. На одном из семинаров (уже на выпускном курсе) по теме «Партийно-политическое обеспечение учебно-боевого похода корабля» я выступал с рефератом, доложив, как это надо делать. Заслужил отличную оценку и похвалу преподавателя. Но в конце второго часа какой-то черт потянул меня за язык, и я решил дополнить свое выступление сообщением о негативном опыте. В качестве примера привел случай, которому я был свидетелем во время практики опять же на крейсере.

Корабль проводил учебные стрельбы главным (152 мм) и универсальным (100 мм) калибром. Я входил в состав боевого расчета 100 мм спаренной стабилизированной установки универсального калибра на одном из бортов в средней части крейсера. Рядом находилась палубная надстройка, где размещались кубрики матросов, а также различные вспомогательные помещения. И вот во время одного из залпов главным калибром от мощного содрогания корпуса корабля открывается с грохотом запертая изнутри на ключ дверь «Ленинской комнаты». Внутри каюты сидят два старших лейтенанта, секретарь комсомольской организации и пропагандист корабля и играют в шахматы. Картинка будь здоров! Весь экипаж выполняет ответственные задачи, а отцы-командиры развлекаются, коротая время. Это было на самом деле, и об этом я без утайки рассказал. Что тут началось!

Преподаватель-то воспринял мою байку благосклонно. Но присутствовавший на семинаре заместитель начальника политотдела училища капитан 3 ранга Кочура возмутился. Он посчитал, что на престиж партийно-политических работников брошена тень, и решил заступиться за честь своей касты.

При этом я ничего плохого о политработниках и не думал. Будучи по натуре «лакировщиком» и любителем «помпы», я всегда находился в хороших отношениях с замполитами и другими работниками этой сферы. Но слова из песни не выкинешь. И Кочура раскрутил дело под флагом борьбы с дискредитацией политработников. Конечно, моя пятерка на семинаре в мгновение ока превратилась в двойку. Моя фамилия была изъята из списков претендентов на диплом с отличием. Я также был отстранен от исполнения должности старшины роты. Данные мне для вступления в партию рекомендации приказали отозвать. К чести моих поручителей – капитанов 3 ранга Шапировского и Андрющенко, они этого не сделали. Комсомольской организации предписали рассмотреть мое персональное дело в связи с недооценкой роли политических работников и попыткой их опорочить. Все было поставлено с ног на голову. Получалось, что это я играл в шахматы во время стрельб. И пытался свалить это на других. Вся эта вакханалия продолжалась три дня. Вернувшийся из командировки начальник политотдела училища капитан 1 ранга Пышкин оказался умнее своих подчиненных. Он внимательно выслушал и правильно понял моих заступников – командиров рот, начальника факультета и его заместителя, некоторых преподавателей цикла общественных наук. Инцидент был исчерпан, справедливость восторжествовала.

Но этот случай стал для меня уроком на всю жизнь, подчеркивающим необходимость тщательного взвешивания фактов и подбора слов, предназначенных для постороннего слуха.

Превратности службы русского разведчика

Отношения мои с воинской дисциплиной в училище складывались по-разному. Я бы их разделил условно на два периода. Первый период – с 1945 по 1950 г. Подготовительное училище и первый курс высшего училища по «первому заходу». Особым разгильдяем я не был, но разные мелкие нарушения мог допустить. Конечно, замечания, а то и взыскания мешали нормально жить, служить и учиться; снижали самооценку. Противно было ощущать себя не в лучшей половине коллектива. Часто отбывать наряды вне очереди на помывке гальюна, строительстве бассейна. Были и более серьезные инциденты, связанные с дисциплиной, но об этом чуть позже.

Кстати говоря, в период обучения в Подготовительном училище я получил самое первое свое и самое дорогое поощрение. Дело было в Баку. Летом проходили шлюпочную практику в районе о. Нарген. Во время поворота «оверштаг» шкотом сбило за борт фуражку командира роты, бывшего командиром шлюпки. Я, недолго думая, вывалился за борт, доплыл до фуражки, водрузил ее себе на голову и вернулся к шлюпке, застопорившей ход. Командир роты Герой Советского Союза капитан-лейтенант Танский объявил мне благодарность «за морскую лихость». Я, полагаю, мало кто может похвастаться поощрением с такой формулировкой.