Двадцать рассказов

- Да, - коротко согласился господин Режиссер, - однако теперь предпочитаю оставаться над схваткой и скажу прямо: все эти творения давным-давно поела моль, и место им на самой дальней полке какойнибудь пыльной провинциальной библиотеки. Согласны?

- А все-таки, жалко старика, - вздохнул господин Издатель. - ЕйБогу, жалко. Вся жизнь в итоге - псу под хвост. И могила с золотым обрезом.

- Разве вы не чувствуете, что все это - сплошная иллюзия? господин Писатель обратил к ним философский взор из-за непроницаемо темных стекол известных всей стране очков. - Дутая премия, дутая слава, бессмысленные труды ради раздувания нелепого собственного "я", которого, как известно, не существует...

- Нет уж, позвольте! - взвился господин Редактор. - Что все кругом иллюзия - допустим, что премия дутая - факт, но вот сумма, которую ни за что ни про что получит этот старый фигляр, очень даже реальная. В очень реальной валюте.

- Да бросьте вы, - снисходительно усмехнулся в усы господин Режиссер. - Как раз хватит на то, чтобы съездить напоследок в хороший круиз по Средиземному морю и умереть с сознанием того, что справедливость всегда побеждает. Меня беспокоит другое, господа, а именно то, что нас, творческих людей, втягивают в какие-то сомнительные политические игры, заставляют плясать под чужую дудку...

- ...что мы охотно делаем, - съязвил господин Редактор, но тут грянул гром посреди ясного неба, и в зал вступил собственной персоной господин Мэр, окруженный многочисленной свитой.

Выглядел он как человек, чудом избежавший заслуженного наказания, и оттого излучал счастье на все четыре стороны света, включая верх и низ. Господин Мэр покровительственно оглядел толпу, терпеливо переждал рукоплескания и фотовспышки, а после коротко и по-деловому бросил:

- Ну что, пора начинать. Где у нас тут именинник?

И никто не заметил, как вслед за господином Мэром в зал осторожно вошел ничем не примечательный молодой человек, только тем и отличавшийся, что умением попадать на разные сборища, куда таким, как он, путь заказан раз и навсегда. Никто не обратил на него внимания, поскольку в эту самую минуту лично господин Мэр выводил на залитую светом сцену крохотного семенящего старичка, одетого в потертый и остро пахнущий лавандой полосатый костюм, больше похожий на больничную пижаму. Вид у старичка был такой, что не доставало только авоськи, чтобы живо представить его в какой-нибудь естественной среде, например, в очереди у молочного магазина, в поликлинике или в ЖЭКе. Более всего он напоминал матерого стреляного воробья, которого уж точно не проведешь на мякине, да никому, собственно, это и в голову бы не пришло, тем более, что клевать мякину давно уже стало нечем. Впрочем, именинник высоко держал сухонькую хрупкую головку с розовыми пятнышками вместо волос, задорно топорщил остатки чеховской бороденки, шнырял глазами в разные стороны и пережевывал беззубым ртом какие-то слова - наверное, благодарил.

- Господи, Твоя воля! - всплеснул руками господин Редактор.

- Тс-с-с! - прошипел в ответ господин Режиссер. - Будет скандал, вот увидите, будет скандал.

На сцене старичок вдруг обеспокоился, засучил одновременно руками и ногами, так что господину Мэру пришлось едва ли не силой втиснуть его в кресло и сунуть в руки охапку цветов, в которой будущий лауреат сразу же потерялся. Гости разглядывали героя дня с осторожным любопытством, как маленькое противное животное, которое чем-то отличилось и заслужило внимание дрессировщика, а сам господин Мэр на его фоне вдруг оказался в весьма щекотливом положении, словно приличный человек, вынужденный прилюдно открыть существование престарелого больного отца, уже давно помещенного в известного рода клинику.

- Фу! - чересчур громко вдруг прыснула вдруг, засмотревшись, одна из дам, но перепуганный супруг ее на глазах у всех зажал окаянную пасть мозолистой пятерней с крупным перстнем и что-то такое сказал, отчего дама сразу почернела.

- Н-да, - тихо произнес господин Редактор. - Как бы его не хватил удар во время церемонии.

- Куда смотрели имиджмейкеры? - одними губами спросил господин Режиссер.

- Позор, - не открывая рта, констатировал господин Издатель.

Тем временем господин Мэр вполне овладел собой и твердой рукою ухватил микрофон как гранату. Этот недвусмысленный жест подействовал незамедлительно: гнусные чары рассеялись, и вместо дряхлого полудурошного папаши на сцене с достоинством сидел живой классик отечественной литературы, кумир шестидесятников, звезда самиздата, диссидент и страдалец за правду, совесть своей эпохи, замечательный и юный душою, в сущности, человек.