Двадцать рассказов

Вы, конечно, тотчас станете причислять меня к тем сорванцам, что при любой возможности торопятся выставить себя напоказ добрым людям: вот-де, полюбуйтесь, каков он я! Ах, нет, это ужасное заблуждение. Дерзких негодников, конечно, вокруг пруд пруди, им только дай волю, враз обступят тебя со всех сторон и примутся кривляться, как мартышки. Им, если кого три раза на дню не одурачат, и жить не в радость, таковы эти прохвосты. Способностей у него с гулькин нос, а крику-то, крику! Порою просто уши закладывает. Иной, скажем, напишет книжку и тычет ее всем под нос, и столько от него шуму, столько ненужной вокруг него болтовни, просто с души воротит. То же и с пением песен: молодые девицы, все разнаряженные, вертятся перед публикой, как ослиный хвост, и всем от этого весело, а я скажу: одно сплошное баловство без смысла, вот что значат эти девицы.

Нет, нет, уж я-то не таков! Меня еще попробуй затащи на сцену, дудки - вовек не соглашусь, хоть озолоти. Чего мне там делать, скажите на милость? Развлекать толпу, словно акробат или дрессированная лошадь? Конечно, многие сейчас на что угодно горазды за деньги, но не я. По мне, сознаюсь, нет ничего хуже, нежели лишний раз обратить на себя внимание. Я-то человек смирный и тишайший, беспокойства не терплю, промолчу, если надо, или сверну за угол, только бы не ввязаться в какую-нибудь историю. Жизнь и так сложна: чего только не выдумают люди, пытаясь заманить тебя в ловушку! Притом, еще неизвестно, где подкарауливает смерть: сел, допустим, человек на трамвай, сердце хвать - и нет его, испустил дух. А он, может, в гости ехал, может, купил цветов, конфет и бутылку вина, может, кое-что себе надумал такого по дороге насчет предстоящего визита... беда, просто беда.

Однако, скажете вы, довольно предисловий, давай, выкладывай, наконец, чего ты там затеял. Охотно; вы-то, небось, никогда и не узнаете, кто я такой, где живу и прочее, потому бояться мне нечего, расскажу все как есть. Если даже какой-нибудь скабрезник примется похохатывать и обижать меня, шут с ним, ведь он понятия не имеет, над кем смеется, я-то настоящий сижу здесь, а скабрезник держит в руках бумажную книжку, и пусть его.

Ну, начну: дар мой открылся совершенно случайно, без всякой на то особенной причины или стечения обстоятельств. К тому времени я уже прожил изрядное количество лет, извлек из жизни немало уроков и сделал множество полезных наблюдений, которые, к сожалению, не добавили мне счастья. Не стану их здесь перечислять, мои неутешительные выводы, они и так достаточно известны. Но итог всей моей тогдашней жизни выглядел печально: самым огорчительным, что я обнаружил, было полное отсутствие во мне некоей основы, внутреннего прочного стержня, на который можно было бы опереться в трудную пору. Еще неопытным юнцом пробовал я исследовать человеческую природу, и все удивлялся, как мы не умираем от тоски при виде собственного ничтожества. Вот, казалось бы, выглянешь из окошка на улицу и видишь, как движутся в разные стороны десятки людей с самым серьезным видом, а на самом деле даже мелкие муравьи, обремененные своей биологической задачей, имеют куда больше смысла и содержания в жизни, нежели мы, люди. Ах, думал я, как же обрести внутреннюю свободу и твердость, как произрастить в себе семя стойкого характера и высокого духа? Я пытался и пытался, но после оставил эту затею, посвятив себя, по примеру родителей, мелким насущным необходимостям. Пыл мой, к счастью, совершенно угас; я перестал терзать себя извечными вопросами бытия, и все сомнения благополучно отпали. Я отчетливо знал, что нет на свете ничего важнее, чем задачи текущего дня, а день завтрашний, согласно евангелисту, позаботится о себе сам.

И надо же было моей судьбе так круто измениться! Теперь я стал другим, хотя внешне выгляжу совершенно так же, как и прежде; ничто в моем поведении, в моих словах, в моем распорядке дня не выдает случившейся перемены, да и рискованно, знаете ли, менять привычный уклад: станут еще шушукаться, показывать на тебя пальцами и выдумывать всякие истории. Так не пойдет; вы никогда не отыщете меня в толпе, никогда не узнаете меня в обыкновенном прохожем, никогда не выдам я своей тайны, и уж если и взялся за перо, то лишь затем, чтобы своим примером наставить и утешить тех, кто нуждается в утешении и наставлении. Пусть и бессмысленна эта затея, ведь дар, он и есть дар, с ним надо родиться, однако же совесть моя требует предпринять эту попытку; мало ли что, может один из тысячи, прочитав эти строки, прольет слезу благодарности и сделается счастлив.