Двадцать третий пассажир

Несколько лет тому назад Юлия услышала приглушенные крики, когда стояла у кассы одного из супермаркетов в Швейцарском квартале Берлина. Сначала она подумала, что это на парковке мать зовет своего расшалившегося ребенка, но крики становились все истеричнее. Неожиданно два покупателя и один из продавцов сорвались с места и бросились к выходу. Юлия обменялась встревоженным взглядом с кассиршей и заметила в ее глазах такую же нездоровую шизофреническую реакцию, какую испытывала сама. Она стояла, разрываясь между желанием удовлетворить свое любопытство и страхом стать свидетелем чего-то такого ужасного, что лучше бы этого и не видеть. Такое же противоречивое чувство, какое она испытала тогда, охватило ее и теперь. Только в тысячу раз более сильное.

Она должна была открыть этот конверт и непременно узнать, что в нем, даже если была почти уверена: письмо, которое дочь ночью тайком подсовывает своей матери, не может означать ничего хорошего. Так же как и жалобные крики матери на оживленной парковке, на которой внезапно прекратилось движение автомобилей.

Дрожа всем телом, она надорвала конверт, обрезалась об острые края почтовой бумаги, когда вытаскивала письмо, развернула сложенную пополам страницу и прочла сообщение Лизы, которое должна была получить только через несколько часов, а именно в девять утра, проснувшись по звонку будильника, чтобы вместе с дочерью пойти на завтрак.

Все послание дочери состояло только из одного предложения, которое, в свою очередь, заключало всего лишь четыре слова.

«Мне очень жаль, мамочка».

Но больше слов и не требовалось, чтобы Юлия почувствовала такой страх за свою дочь, который нельзя было сравнить ни с чем на свете.

Глава 36

— Ты не хочешь об этом говорить?

Тимми упрямо выдвинул нижнюю губу вперед, еще сильнее прижал подбородок к груди и покачал головой.

— Тебе больше не нравится в школе?

Его сын пожал плечами.

Мартин наблюдал за ним от окна, к карнизу которого прислонился.

Тимми сидел за своим детским письменным столом и сосредоточенно чесал коленку под столешницей.

— Послушай, меня не волнует двойка по математике, — сказал Мартин, обращаясь к сыну.

Эта двойка была лишь симптомом. Одним из многих, проявившихся в последнее время: например, его постоянное желание поспать подольше. По утрам Надя никак не могла его разбудить, и у него уже было три замечания из-за опозданий на занятия. Затем он перестал заниматься теннисом. Просто так. Мартин и Надя не относились к тем родителям, которые принуждают своих детей делать что-то такое, что им не нравится, однако решение Тимми в одночасье бросить занятия теннисом неприятно поразило их. Они думали, что он счастлив и с нетерпением ждет следующего сезона, в котором у него были хорошие шансы попасть в сборную Берлина. Если бы Тимми не было всего лишь десять лет, Мартин мог бы подумать, что его странное поведение объясняется любовной тоской. Но по-видимому, была какая-то другая причина.

— У тебя проблемы с одноклассниками?

Тимми поднял голову. Мартин даже испугался, заметив, каким усталым выглядел его сын. Почти таким же усталым, каким был он сам.

— Нет. Там все о’кей. Нет никого, кто бы заставил меня жрать кебаб, если ты это имеешь в виду.