Двадцать тысяч лье под водой

It is upon these banks, and on these waters, says Michelet, that man is renewed in one of the most powerful climates of the globe. But, beautiful as it was, I could only take a rapid glance at the basin whose superficial area is two million of square yards. Even Captain Nemo's knowledge was lost to me, for this puzzling person did not appear once during our passage at full speed. I estimated the course which the Nautilus took under the waves of the sea at about six hundred leagues, and it was accomplished in forty-eight hours. Starting on the morning of the 16th of February from the shores of Greece, we had crossed the Straits of Gibraltar by sunrise on the 18th.	Но как бы прекрасно ни было Средиземное море, я мог лишь окинуть беглым, взглядом этот водный бассейн, поверхность которого занимает два миллиона квадратных километров. Я не мог даже обратиться с расспросами к капитану Немо, потому что этот удивительный человек ни разу не показался за все время нашего молниеносного прохождения через Средиземное море. Думаю, что "Наутилус" прошел под водами этого моря около шестисот лье, покрыв это пространство в двое суток. Мы отошли от берегов Греции 16 февраля, а 18 февраля, с восходом солнца, миновали Гибралтарский пролив.
It was plain to me that this Mediterranean, enclosed in the midst of those countries which he wished to avoid, was distasteful to Captain Nemo. Those waves and those breezes brought back too many remembrances, if not too many regrets. Here he had no longer that independence and that liberty of gait which he had when in the open seas, and his Nautilus felt itself cramped between the close shores of Africa and Europe.	Я понимал, что капитану Немо не по душе Средиземное море, со всех сторон окруженное той землей, от которой он бежал. Слишком много воспоминаний, если не сожалений, будили в нем его лазурные воды, его легкие ветры. Тут не было той свободы в выборе пути, той полной независимости, какую он обретал в океанских просторах. "Как и "Наутилусу", ему было тесно в пространстве, замкнутом между берегами Африки и Европы, столь сближенными под этими широтами.
Our speed was now twenty-five miles an hour. It may be well understood that Ned Land, to his great disgust, was obliged to renounce his intended flight. He could not launch the pinnace, going at the rate of twelve or thirteen yards every second. To quit the Nautilus under such conditions would be as bad as jumping from a train going at full speed-an imprudent thing, to say the least of it. Besides, our vessel only mounted to the surface of the waves at night to renew its stock of air; it was steered entirely by the compass and the log.	Мы шли со скоростью двадцати пяти миль в час. Не приходится говорить, что Нед Ленд, к великому огорчению, должен был отказаться от своего намерения нынче же бежать с судна. При скорости "Наутилуса" от двенадцати до тринадцати метров в секунду нельзя было воспользоваться шлюпкой. В таких условиях бежать было так же безрассудно, как выскочить на ходу из вагона курьерского поезда. Кстати сказать, "Наутилус" всплывал на поверхность только ночью, чтобы запастись свежим воздухом, а остальное время шел, следуя показаниям компаса и лага.