Двадцать тысяч лье под водой

Во время нашего плавания среди льдов капитан Немо часто выходил на палубу. Он пристально вглядывался в бескрайную ледовую пустыню. Порою его взгляд загорался. Что думал он в такие минуты? Не чувствовал ли он себя властелином этих антарктических вод, этой области сплошных льдов, недоступной человеку? Может быть. Но он хранил молчание. Он часами стоял, отдавшись своим думам, пока инстинкт мореходца не одерживал верх над созерцателем. Тогда он сам становился к штурвалу и, искусно маневрируя, избегал столкновения с ледовыми торосами и айсбергами, достигавшими иногда нескольких миль в длину при высоте надводной части в семьдесят - восемьдесят метров. Часто сплошная стена льдов, казалось, преграждала путь. Под 60o широты чистая вода исчезла. Но капитан Немо скоро открывал какую-нибудь узкую щель между льдами и смело входил в нее, зная хорошо, что вслед за судном льды сразу же сомкнутся. Так, управляемый искусной рукой кормчего, "Наутилус" преодолевал льды, точная классификация которых в зависимости от формы и размеров восхищала Конселя: айсберги, или ледяные горы, ледяные поля, дрейфующие льды, пак, или разбитые поля, круглые или удлиненные. Температура воздуха была довольно низкая. Термометр показывал два-три градуса ниже нуля. Но у нас были теплые медвежьи дохи, куртки из тюленьей шкуры, отлично защищавшие от холода. "Наутилус" отапливался электрическими приборами, которые поддерживали в помещении ровную температуру, независимо от температуры воздуха. К тому же, стоило судну погрузиться на несколько метров под уровень моря, как мы попадали в сносные температурные условия. Будь мы под этими широтами два месяца назад, круглые сутки тут стоял бы день; но полярная ночь уже вступала в свои права, отнимая у дня три-четыре часа и готовясь на шесть месяцев отбросить свою тень на эти околополюсные области. Пятнадцатого марта мы прошли на

широте Южных Шетландских и Южных Оркнейских островов. Капитан Немо рассказал мне, что некогда в этом водоеме водились во множестве тюлени; но английские и американские китобои хищнически перебили взрослых самцов и самок, истребив дочиста тюленей в этих некогда полных жизни водах, где ныне царит могильная тишина.

About eight o'clock on the morning of the 16th of March the Nautilus, following the fifty-fifth meridian, cut the Antarctic polar circle. Ice surrounded us on all sides, and closed the horizon. But Captain Nemo went from one opening to another, still going higher. I cannot express my astonishment at the beauties of these new regions. The ice took most surprising forms. Here the grouping formed an oriental town, with innumerable mosques and minarets; there a fallen city thrown to the earth, as it were, by some convulsion of nature. The whole aspect was constantly changed by the oblique rays of the sun, or lost in the greyish fog amidst hurricanes of snow. Detonations and falls were heard on all sides, great overthrows of icebergs, which altered the whole landscape like a diorama. Often seeing no exit, I thought we were definitely prisoners; but, instinct guiding him at the slightest indication, Captain Nemo would discover a new pass. He was never mistaken when he saw the thin threads of bluish water trickling along the ice-fields; and I had no doubt that he had already ventured into the midst of these Antarctic seas before. On the 16th of March, however, the ice-fields absolutely blocked our road. It was not the iceberg itself, as yet, but vast fields cemented by the cold. But this obstacle could not stop Captain Nemo: he hurled himself against it with frightful violence. The Nautilus entered the brittle mass like a wedge, and split it with frightful crackings. It was the battering ram of the ancients hurled by infinite strength. The ice, thrown high in the air, fell like hail around us. By its own power of impulsion our apparatus made a canal for itself; some times carried away by its own impetus, it lodged on the ice-field, crushing it with its weight, and sometimes buried beneath it, dividing it by a simple pitching movement, producing large rents in it. Violent gales assailed us at this time, accompanied by thick fogs, through which, from one end of the platform to the other, we could see nothing. The wind blew sharply from all parts of the compass, and the snow lay in such hard heaps that we had to break it with blows of a pickaxe. The temperature was always at 5 deg. below zero; every outward part of the Nautilus was covered with ice. A rigged vessel would have been entangled in the blocked up gorges. A vessel without sails, with electricity for its motive power, and wanting no coal, could alone brave such high latitudes. At length, on the 18th of March, after many useless assaults, the Nautilus was positively blocked. It was no longer either streams, packs, or ice-fields, but an interminable and immovable barrier, formed by mountains soldered together.