Двадцать тысяч лье под водой

For several days the Nautilus kept off from the American coast. Evidently it did not wish to risk the tides of the Gulf of Mexico or of the sea of the Antilles. April 16th, we sighted Martinique and Guadaloupe from a distance of about thirty miles. I saw their tall peaks for an instant. The Canadian, who counted on carrying out his projects in the Gulf, by either landing or hailing one of the numerous boats that coast from one island to another, was quite disheartened. Flight would have been quite practicable, if Ned Land had been able to take possession of the boat without the Captain's knowledge. But in the open sea it could not be thought of. The Canadian, Conseil, and I had a long conversation on this subject. For six months we had been prisoners on board the Nautilus. We had travelled 17,000 leagues; and, as Ned Land said, there was no reason why it should come to an end. We could hope nothing from the Captain of the Nautilus, but only from ourselves. Besides, for some time past he had become graver, more retired, less sociable. He seemed to shun me. I met him rarely. Formerly he was pleased to explain the submarine marvels to me; now he left me to my studies, and came no more to the saloon. What change had come over him? For what cause? For my part, I did not wish to bury with me my curious and novel studies. I had now the power to write the true book of the sea; and this book, sooner or later, I wished to see daylight. The land nearest us was the archipelago of the Bahamas. There rose high submarine cliffs covered with large weeds. It was about eleven o'clock when Ned Land drew my attention to a formidable pricking, like the sting of an ant, which was produced by means of large seaweeds.

В течение нескольких дней "Наутилус" неизменно отдалялся от американских берегов. Он явно не хотел заплывать в воды Мексиканского залива или Антильских островов. Но и без этого под его килем было вполне достаточно воды, так как средняя глубина моря в этих местах имеет тысячу восемьсот метров. Но здешние воды, усеянные островами и посещаемые пароходами, не нравились капитану Немо. Шестнадцатого

апреля мы познакомились с Гваделупой и Мартиникой, но на расстоянии около тридцати миль. Их высокие горные пики я увидал лишь на одну минуту. Канадец, который рассчитывал привести в исполнение свое намерение в Мексиканском заливе, либо достигнув земли, либо подплыв к одному из многочисленных судов, совершавших каботажные рейсы между островами, был весьма расстроен. Наше бегство могло вполне осуществиться, если бы Неду Ленду удалось завладеть лодкой потихоньку от капитана Немо. Но теперь в открытом океане нечего

было об этом и думать. Канадец, Консель и я имели по этому поводу достаточно долгий разговор. Уже полгода мы были пленниками на "Наутилусе". За это время мы прошли семнадцать тысяч лье, и, как говорил канадец, конца нашему плаванию не предвидится. Он кончил тем, что потребовал от меня в последний раз спросить капитана Немо, уж не намерен ли он нас держать у себя до бесконечности? Подобный шаг был мне не по душе. На мой взгляд, он не мог достичь цели. От командира "Наутилуса" ждать было нечего, а все зависело от нас самих. К тому же с некоторого времени капитан Немо становился все более мрачным, отчужденным и необщительным. Он явно избегал меня. Бывало, он с удовольствием давал мне объяснения о разных подводных чудесах; теперь он оставлял меня работать в одиночестве и перестал бывать в салоне. Какая произошла в нем перемена? Что стало этому причиной? Я не мог упрекнуть себя ни в чем. Может быть, его тяготило наше присутствие на "Наутилусе"? А вместе с тем у меня не было надежды на то, чтобы человек такого склада мог нам вернуть свободу. Вот почему я и просил канадца дать мне время все обдумать, прежде чем перейти к действию. В случае если бы мое выступление не имело никакого результата, оно могло возбудить подозрение у капитана, ухудшить наше положение и повредить планам самого канадца. Добавлю еще то, что ссылаться в этом вопросе на здоровье я уже никак не мог. Если исключить жестокое испытание в торосах Южного полюса, то мы, Консель, Нед и я, никогда еще не чувствовали себя так хорошо. Здоровая пища, благодатный воздух, упорядоченная жизнь,