Двадцать восемь дней (СИ)

Но иногда я садился ночью, облокачиваясь об изголовье кровати, и говорил с ней часами напролет. Мне казалось, что это еще не всё. Это не могло быть концом нашей истории. Но я не опровергал это, когда кто-то утверждал факт о ее несуществовании. Я стал немного живее. Чувство голода в последние несколько дней тревожили меня, заставляя вставать и есть. Хотя потом меня рвало обратно, и я не мог ничего поделать с этим. Кто-то забрал весь алкоголь из моего дома, сводя меня с ума. Меня преследовала бессонница. Меня окутывала депрессия. Я сбился со счета. Когда какой день и что происходит. Один день был копией другого. И хотя я старался быть таким же, как всегда, это было невероятно трудно. Я просто пытался, но не уверен, что у меня получалось.

Мне показалось, что из окна стал дуть ветер холодней. В спальне уже давно кружили снежинки, но я не двигался с места. Мне нравилась обстановка. Никого не было, кроме меня и ее в моей голове. Мне хотелось, чтобы она была рядом. Или вообще была где-то, и я знал о том, что она дышит, плачет или смеется.Даже если не со мной. Это уже не имело значения для меня. Главное, чтобы она просто делала это. Но во мне жила маленькая надежда, что это — ошибка. И надежда подпитывала меня каждый день.

Раздался звонок.

Я моргнул один раз. И продолжил думать о своем. Моргнул еще раз спустя минуту. Но телефон никак не переставал звонить. Я никогда раньше не чувствовал такой отрешенности от мира и такого нежелания делать что-либо. Кто-то поставил на зарядку мой смартфон. Мне звонила мама, и я заставил себя поднять трубку.

— Гарри, солнышко, — ее голос был беспокойный.

Я не собирался отвечать ей. Мне нужно было подождать, пока она скажет то, что хотела сказать, и положить трубку.

— Дорогой, я знаю, тебе тяжело сейчас. Но мы… — она ужасно нервничала, интонация в голосе скакала.

Ей было холодно?

— Мы попали в аварию, пока ех…

Это ужасное слово врезалось в мой разум. В груди что-то защемило, и я стал отвечать ей.

— Мама, все живы?!

— Милый, Джемма… — мама сорвалась на плач.

У меня заболело сердце. Но она слегка успокоила меня словами:

— Она жива, но…

— У Джем что-то с позвоночником, — Робин вырвал у мамы телефон.

Твист убрал его куда-то далеко, и я слышал, что он прошептал моей маме, чтобы она помогла Джемме.

— Ты можешь хоть сейчас не быть таким эгоистом и приехать, чтоб поддержать свою сестру?

— Я…

Мне пришлось оборвать речь, потому что я услышал суматоху на том конце линии. Посмотрев на экран телефона, я убедился, что еще вешу на связи.

— Робин?

Никто не отвечал. Слышались отдаленные голоса.

— Приехала скорая.

— Где вы?

Мир казался мне несуществующим и каким-то плывущим, черно-белым. Будто всё это был сон.

— Едем в центральный Глостерский госпиталь. Ты нужен нам, Гарри.

После этого связь оборвалась. Робин бросил трубку. Я с минуту просидел, не шевелясь, а затем отложил телефон. Сердце покалывало. Я закрыл лицо ладонями, и в голове всплыли все моменты с Джеммой, когда мы смеялись и ругались. Мне хотелось кричать, но за пару месяцев силы окончательно иссякли. Посидев пару минут, я встал с кровати. На мне были трикотажные штаны, в которых я ходил уже несколько недель, и свитер. Я не стал их менять на какую-то другую одежду и просто направился в гараж. У меня не было совершенно никакого представления, как я поеду и где находится Глостер. Дверь автомобиля захлопнулась, как только я сел.

Я давно не сидел в этой машине.