Двадцатое июля

— Не вдвоем, а тебе одному. Я должен оставаться в Москве. В помощники определю тебе людишек. Немного. Но опытных. У Баграмяна служат трое моих хороших знакомых. В чинах. Вот они-то нам и помогут.

— А если не помогут?

— Тогда, Кимушка, — Старков свернул карту и убрал ее в командирскую сумку, — наше дело дрянь. Ну, да голову в пекло мы все равно уже сунули. Рокоссовский послезавтра будет в Москве. С докладом о наступлении на Варшаву. Перед совещанием Паша его перехватит. Рокоссовский знает Павла Николаевича с начала войны. Думаю, он ему поверит. Теперь следующее. С Галей пока никаких контактов. Если нас арестуют, молчи. Девочка ни при чем. В крайнем случае говори: ухаживал, мол, получил от ворот поворот, отстал. В общем, все как по жизни. Усек?

— Да. — Ким хотел промолчать, но не сдержался: — Глеб Иванович, а если Фитин ошибся? Вдруг он неправильно понял настроение Самого? Или…

— …его одного хотят арестовать? — продолжил за него фразу Старков. — Ты ведь это хотел сказать? Можешь не отвечать. — Голос старика с трудом прокладывал себе дорогу в пространстве. — Я, капитан Рыбак, в разведке уже более двадцати лет. Старожилов вроде меня в нашем деле осталось мало. А тех, кто работал, отсидел, вышел и снова вернулся в строй — и вовсе единицы. Так вот поверь моему опыту: сажать будут всех. Независимо от заслуг и званий. Только срок у каждого будет свой. Индивидуальный. И еще. Фитину ничего не показалось. В штабе Рокоссовского начались проверки. Значит, скоро они начнутся и у Жукова. Информация точная и проверенная. Так что выхода у нас нет. Либо, как говорится, грудь в крестах, либо голова в кустах. Такие вот дела, капитан.

* * *

Вечером в газете «Фелькишер беобахтер», центральном печатном органе НСДАП, появилось следующее сообщение: «Сегодня утром от ран, полученных 17 июля, скончался кавалер opдена Рыцарского Железного креста и Железного креста с Мечами, Дубовыми листьями и Бриллиантами, кавалер ордена «За военные заслуги»>, фельдмаршал Эрвин Роммель. Германия потеряла еще одного верного и преданного идеалам рейха полководца. Для своих солдат он всегда являлся примером, вдохновлявшим их на ратные подвиги. Жизненный путь фельдмаршала оборвался в дни, когда решается будущее фатерланда. Германии будет не хватать его как храброго и грамотного командующего. Но благодаря своему воинскому дару Эрвин Роммель вошел в историю одним из величайших полководцев современности. Германия скорбит о потере героя. И наш долг — доказать, что мы достойны его памяти. Германия победит!

Да здравствует наш великий германский рейх, объединенный идеей национал-социализма!».

Фельдмаршала похоронили тем же вечером. В спешке. На местном городском кладбище.

* * *

28 июля по инициативе Бормана «фюрер» подписал приказ о создании «Особого комиссариата 20 июля 1944 года». Руководить комиссией по расследованию преступной деятельности заговорщиков поручили группенфюреру СС Мюллеру.

Борман специально выдвинул фигуру «Мельника». Ему нужно было убедиться в преданности того рейхслейтеру на деле. Хотя бы частичной преданности.

Кальтенбруннер, прочитав приказ и приложившись к бутылке, решил посетить шефа гестапо.

Мюллер, по случайному стечению обстоятельств, тоже только что прочитал приказ о своем назначении, отложил его в сторону и собирался заняться более важным в данный момент делом: обобщить инфрмацию о работе Вернера фон Брауна. В кармане его цивильного костюма лежал билет на вечерний поезд до Цюриха. На завтра он запланировал встречу с Даллесом. Теперь следовало переработать всю информацию и с умом дозировать ее.

Кальтенбруннер вошел без стука. С красным вспотевшим лицом, нервный от выпитого и прочитанного.

— Хайль Гитлер, господин группенфюрер! — Руководитель службы безопасности попытался устоять перед подчиненным прямо, но координация подвела, и он рухнул на вовремя подставленный Мюллером стул. Взгляд долго блуждал по кабинету, пока снова не зафиксировался на хозяине кабинета. — Вам, как всегда, повезло.

— Что вы имеете в виду? — Мюллер поморщился: от патрона несло, как от винной бочки.

Взгляд Кальтенбруннера скользнул по столу и задержался на бумагах.