Двадцатые годы

- Что там у вас? - спросил парень с усмешкой. - Деньги али струменты?

- Инструменты, - нехотя ответил Славушка, не мог он сказать, что они с матерью везут чайный сервиз, или, вернее, то, что еще недавно было сервизом: за время путешествия сервиз давно уже превратился в черепки.

Это был очень поспешный отъезд. К поездке они стали готовиться за несколько недель, а собрались за какой-нибудь час, так сложились обстоятельства. Они не могли взять с собой никаких вещей, лишь самую малость, что-нибудь совсем необременительное, что легко дотащить, какой-нибудь саквояж или чемоданчик. Теперь Славушка понимал, как непрактичны и даже неразумны были они с матерью, но в момент отъезда эти злополучные чашки и блюдца с желтенькими цветочками казались самым необходимым. Сервиз этот, подаренный матери покойным мужем, был последней вещественной памятью о том драгоценном семейном тепле, которого не так-то уж много было в жизни Веры Васильевны и ее детей. И вот вместо того чтобы захватить одежду, или обувь, или хотя бы какие-то тряпки, которые можно обменять на хлеб или крупу, они потащили с собой эту семейную реликвию, превратившуюся в груду ненужных черепков.

Славушка опустился на пол и, намерзшийся, голодный, усталый, тут же задремал, прикорнув к материнским коленям.

Присев в проходе на корточки, их спаситель пытался вглядеться в незнакомую женщину.

- Не знаю, как уж вас там, мадам или гражданка, - спросил он, - куда ж это вы, а?

- Меня зовут Вера Васильевна, - отозвалась она. - А вас?

- Рыбкин, - назвался Парень. - Семен Рыбкин, солдат.

- Вы что ж, на побывку? - попробовала догадаться Вера Васильевна.

- Можно сказать, что и на побывку, - неопределенно согласился парень и тут же добавил: - А может, и опять на фронт. А вы далеко?

- В деревню, - сказала Вера Васильевна.

- К родным или как?

- Можно сказать, и к родным, и так, - сказала Вера Васильевна. - Я учительница, гонит голод, хотя есть и родственники...

- Ну и великолепно, - одобрил парень. - Учителя теперь в деревне нужны.

- Не знаю, - отозвалась Вера Васильевна. - Я никогда не жила в деревне...

И она закрыла на мгновенье глаза.

- Нет ли у кого, братки, закурить? - воззвал Рыбкин в темноту. Махорочки бы...

- Свою надо иметь, - назидательно отозвался кто-то.

- Ну и на том спасибо, - беззлобно отозвался Рыбкин.

Кто-то чиркнул спичкой, серная спичка зашипела, точно размышляя, зажигаться или не зажигаться, вспыхнул синий призрачный огонек, и наконец слабое желтое пламя на мгновенье выхватило из тьмы бледные сердитые лица.

Владелец спички зажег огарок стеариновой свечи, приклеенной к вагонному столику.

Свет разбудил Славушку, он встрепенулся и поднял голову.

- Ты что? - спросила Вера Васильевна.

- Мы скоро приедем?

- Ах, что ты! - Вера Васильевна вздохнула. - Завтра, завтра. Еще ночь...

Желтые блики бежали по лицам.

- Все ездиют, ездиют, - сказал кто-то с верхней полки сиплым голосом и пошевелил ногой в лапте. - Сами не знают...

- А ты знаешь? - спросил мужик в полушубке. - Ты-то сам знаешь?

- Я-то знаю, - отозвался человек в лаптях. - Я за делом ездию, а не так чтобы...

- Ну и мы за делом, - строго сказал некто у окна, и только тут Славушка рассмотрел его рясу.

- О господи! - вздохнул пожилой бритый мужчина, протирая пальцем стекла очков в простой металлической оправе. - Очереди, давка, большевики...

- А вы не затевайте о политике, - еще строже сказал священник. - За политику нынче расстреливают.

- Извините, - сказал человек в очках. - Я не хотел.

- То-то, - упрекнул мужик в полушубке. - Потушили бы вы, гражданин, свечку от греха.

- Одну минуту, - встревоженно сказал Рыбкин. - Погодите...

Он устроился уже рядом со Славушкой.

- Сахару никому не надо? - спросил он и посмотрел на владельца свечки.

Рыбкин точно всколыхнул пассажиров своими словами, все сразу зашевелились и снова замерли - шут его знает, что потребует он за свой сахар.

- Я вот вижу у вас в кармане газетку, - продолжал Рыбкин, обращаясь уже непосредственно к владельцу свечки. - Может, сторгуемся?

Сторговались за восемь кусков.

- Товарища Ленина захотелось почитать? - не без язвительности спросил владелец свечки, передавая газету. - Почитайте, почитайте, молодой человек...

- Эта какая же газета? - поинтересовался священник.

- Самая ихняя, "Правда", - сказал владелец свечки. - Другие неправду печатают, а тут как раз товарищ Ленин и о пролетарской революции, и обо всем прочем изволят рассуждать...

- Да нет, я не для того, - сконфуженно пробормотал Рыбкин и, пригладив газету ладонью, оторвал от нее длинную узкую полоску.

Он бережно выбрал из кармана крошки махорки и скрутил козью ножку.

- Разрешите? - спросил он и наклонился к огню, прикуривая цигарку.

- Угощайтесь, - сказал владелец свечки и тут же ее задул.

- Вот так-то лучше, - промолвил кто-то в темноте. - Ни ты людей, ни тебя люди...

- Да-с, время темное, - сказал, судя по голосу, священник. - Лучше помолчать да подремать...

Ночь плыла за окнами, вплывала в окна, ночь наполняла вагон...

Вагон мотало из стороны в сторону.

Кто-то сопел, кто-то вздыхал, кто-то постанывал...