Одновременно с Татьяной Петровной Малиновской велись интенсивные допросы А.Б. Субботовского. Принадлежность к японской разведке он категорически отрицал. Следователи сменили требовательность на «доброжелательность», попросили рассказать о харбинских знакомых, прибывших в СССР. Видимо, Абрам не разгадал коварства и дал сведения на 65 человек, своих знакомых, проживавших в четырнадцати городах страны. При этом ни о ком из них он ничего компрометирующего не сказал. Последнее было не главным, обвинение можно придумать. Однако, как ни старались подручные Ежова получить «царицу доказательств» — признание обвиняемого, что «вместе с женой Малиновской принадлежал к контрреволюционной, террористической группе на Урале, и занимался шпионажем в пользу Японии», как ни ухищрялись, Субботовский не подписал лживых протоколов.
После паузы в допросах снова последовала психологическая атака на заключенного, но Абрам Борисович был тверд до конца. Не подписал сам никакой лжи и клеветы и вовремя предостерег на этот счет любимую женщину…
Из сообщения из тюрьмы. 23.Х.37 года: «Субботовский Абрам в камере через окно переговаривался с женой во время прогулки и кричал, чтобы «держалась», то есть не подписалась к заявлению о признании. Сам о себе ничего не говорит…»
Так до конца и стояла молодая чета.
Татьяна Петровна и Абрам Борисович были расстреляны в городе Свердловске соответственно 29 октября и 10 ноября 1937 года по решению Комиссии НКВД СССР и Прокуратуры СССР. За этим непонятным и страшным названием скрывалась так называемая «двойка», в которую входили нарком внутренних дел, генеральный комиссар госбезопасности, секретарь ЦК ВКП(б) и председатель Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) Николай Иванович Ежов и прокурор Союза ССР Андрей Януарьевич Вышинский.
Первый из них меньше, чем через год пройдет тем же путем смертника, но через мрачно знаменитый «Сухановский застенок» — секретную особорежимную тюрьму НКВД. Прах второго палача Вышинского спокойно и торжественно хранится в Кремлевской стене. Судьба была безжалостна и к другим палачам супругов.
31 мая 1939 года Военная коллегия Верховного Суда СССР «за необоснованные аресты граждан и фальсификацию следственных дел» осудила Вайнштейна П. Э. к пятнадцати годам лишения свободы в исправительно‑трудовых лагерях НКВД и Кричмана С.А. — к двадцати годам ИТЛ. Кроме того, четырнадцать карьеристов‑фальсификаторов бывшего УНКВД по Свердловской области по решениям судебных органов было расстреляно, в т. ч. Дмитриев Дмитрий Матвеевич (псевдоним; настоящее имя Плоткин Меер Менделевич. — прим, авт.), начальник Свердловского УНКВД, в декабре 1937 года награжденный орденом Ленина, комиссар госбезопасности III ранга (в 1931 году был следователем по делу «союзного бюро меньшевиков», а в 1934 году — помощником начальника следственной бригады по делу об убийстве С. М. Кирова) и его заместитель Боярский Наум Яковлевич. Палачи высшего ранга убирали лишних свидетелей их преступлений…
В чем причина стойкого и мужественного поведения Татьяны Петровны и Абрама Борисовича? Ведь до них, как правило, более жизненно зрелые, физически и духовно очень сильные мужчины не выдерживали психологического давления со стороны вайнштейнов и кричманов. А арестованные ранее Калачев, Вологодин, Бочкарев‑Мокин и многие другие «харбинцы», которых обманом, угрозами или пытками заставили оговорить себя, родственников, друзей и знакомых, уже были расстреляны. Что давало им силы бороться до конца, не отступив и не предав никого?
Они переживали еще только утро своей жизни. Все еще должно было к ним прийти — и творческие высоты, и признание публики. И дети. Все мечты угасли враз, как искорки. Умерли и имена этих талантов, их велели забыть так же, как и миллионы других имен, погубленных огнем сталинских репрессий. Мы открываем их сегодня. Чтобы сказать правду. И эта правда не только в том, что произошло, а и в том, что были люди высокой чести и мужества, которых ничто не сломило.
Останки Татьяны Петровны Малиновской и Абрама Борисовича Субботовского, как и тысяч других уральцев, расстрелянных
Виновным себя не признаю. К.Г. Карпеко
В грозное предвоенное время нож репрессий рвал налаженные связи экономики, обескровливал армию, науку, транспорт. До сих пор подсчитываются полные потери — политические и материальные. Но кто и когда сможет подсчитать горе людское; слезы отцов, матерей, жен и детей, их искалеченные и сломанные судьбы, разбитое вдребезги человеческое счастье?