С заявлением через длинный темный переход шел из основного здания УКГБ в трехэтажное мрачное здание бывшей внутренней тюрьмы НКВД, где в 1930‑х годах сидели арестованные люди, а в конце 80‑х — архив Управления КГБ по Свердловской области. Стены и пол перехода в бывшую внутреннюю тюрьму НКВД и внутри ее были покрашены в темно‑зеленый и темно‑коричневый цвет, деревянные полы зловеще скрипели при каждом шаге. Длинный темный коридор с закрытыми дверями в отдельные камеры. Тусклый свет. В каждой камере были высокие до потолка стеллажи, на которых в картонных коробках по нескольку штук хранились архивные уголовные дела в желтоватых картонных обложках. В правом верхнем углу каждого дела стояли штампы: «Совершенно секретно» и «Хранить вечно». А ровно посредине большими цифрами длинный номер, с окончанием на букву «К» — это не реабилитированные или «П» — реабилитированные.
В каждой камере под потолком небольшое окно с толстыми решетками. Если как‑то забраться и посмотреть в него, кроме стен внутреннего здания ничего и не видно. Каких‑либо сигналов с воли и обратно не передашь и не получишь. Внутри тюрьмы висела в воздухе тяжелая, мрачная, зловещая и глухая тишина. Я словно ощущал на себе взгляды многочисленных узников, из каждого сантиметра стен на меня смотрело огромное человеческое горе и звучали стоны о помощи…
Писем‑запросов в конце 80‑х годов в Управление КГБ области по вопросам репрессий стало приходить не по несколько десятков в год, как раньше, а многие‑многие тысячи. Вместо одной небольшой комнаты приемной в здании УКГБ было организовано штук десять; и все же люди подолгу сидели в очереди на прием заявлений.
Убедившись через некоторое время, что заявители задают одни и те же вопросы, я с разрешения заместителя начальника УКГБ полковника Кондратьева Владимира Павловича, куратора нашего подразделения по реабилитации, подготовил статью «Реабилитация — трудная дорога к справедливости. УКГБ комментирует, информирует и отвечает на вопросы». Статья эта была опубликована в газете «Право» № 6 (10) за 1990 год
Заявления продолжали поступать огромным непрерывным потоком. Мы стали практиковать в подразделении проведение «горячих телефонов», приглашать к себе работников телевидения. Я даже стал внештатным корреспондентом местных газет «Вечерний Свердловск», «На Смену!» и других. Выезжал в наиболее пострадавшие от репрессий деревни Аверино, Новоипатово, чтобы на месте принимать заявления и рассказывать жителям о законодательстве для реабилитированных лиц…
В нашей морально очень тяжелой работе иногда случались курьезы. В той части здания УКГБ, где принимали заявителей, в то время располагался и кабинет массажа. Сотрудникам с проблемами здоровья, а многие прошли Афганистан, разрешили поправлять его в рабочее время, не тратя много времени на ходьбу в санчасть, которая располагалась в городке чекистов. В Афганистане я неудачно спрыгнул с бронетранспортера: зацепился каблуком за выступ брони и ударился о камни, порвал на правой ноге мениск. Работы было выше крыши, лечиться тогда было некогда, и я долго хромал, пока мениск не зарос. Когда лежал в очередной раз в санчасти, мениск порвался снова, и меня увезли в окружной военный госпиталь, где сделали операцию. После госпиталя нога стала сохнуть, до конца не сгибалась и не разгибалась. Была опасность, что нога высохнет совсем, поэтому меня направили к массажисту Лесникову. Тот сказал, что ногу спасет, но надо к нему походить не на 10 обязательных сеансов, а хотя бы месяца полтора‑два и потерпеть боль. Это был грузный, за сто килограммов, мужчина с плохим зрением. Во время массажа, а он иногда залезал на меня целиком, от боли у меня текли слезы и хотелось громко выть, но я терпел…
В связи с этим кабинетом массажа я стал свидетелем следующего случая. Принимал заявление у пожилой сухонькой старушки в одной из комнат приемной. Вдруг из‑за двери в коридоре со стороны кабинета массажиста раздался протяжный женский стон, потом еще и еще раз. Моя заявительница стала лихорадочно складывать свои вещи в сумочку. Желая ее успокоить, я сказал, что там делают массаж и никакой опасности он нам представляет. Судя по ее тревожному взгляду, она мне не поверила. Вдруг из‑за двери раздался дикий вопль: «Что вы делаете, что вы делаете, больно же… Ой больно!!!». Моя заявительница, забыв свою авторучку и платочек, метнулась бегом на выход. Открыв дверь, я увидел, что и из других кабинетов выбегают граждане‑заявители и, оглядываясь, со страхом выбегают на улицу. После этого случая кабинет массажа убрали вовнутрь здания.
Вернуть из безвестности. С.П. Шубин