Дважды ушедшие

– Здравствуйте, здравствуйте, Александр! Рад, что вы откликнулись на мою просьбу и приехали, – пожимая руку, улыбаясь, сказал профессор. – Накидку можете снять, сумку поставить. Располагайтесь.

Профессор усадил его за чайный столик, включил электрический чайник и сел напротив.

– Сейчас за чаем мы с вами и поговорим.

– О чем?

– О чем? Конечно же о вашем изобретении. Если вы не возражаете.

– Что вы, профессор, как можно! Мы, изобретатели, о своих изобретениях можем говорить и рассказывать бесконечно – как родители о детях… Да это и есть наши дети, иногда самые дорогие, но которые в этой стране никому не нужны.

– Ну, так уж и никому? – возразил профессор. Судя по тому, с какой охотностью Александр откликнулся на предложение поговорить о его изобретении, профессор понял, что надавил на нужную клавишу в его сознании, и разговор состоится. Иногда всего лишь один короткий вопрос, одна короткая фраза создает благоприятную атмосферу для доверительного общения даже между незнакомыми людьми…

– Откровенно говоря, я свое изобретение предлагал многим госструктурам. Впечатление такое, что здесь никому ничего не надо. Нет, были, конечно, некоторые чиновники, которые просили сделать их изобретателями моего изобретения. Предлагали деньги – для меня огромные. Но сами понимаете, профессор, я их не понял.

– Я бы тоже не понял, – нахмурившись, сказал Воронцов. – Не угрожали?

– Как же – не угрожали! Угрожали. Только я не из пугливых. У меня Герат за плечами.

– Что вы говорите! – удивился профессор. – Так мы с вами из одного котла горе хлебали. Я тоже был под Гератом. Вы в какие годы были?

Александр с недоверием посмотрел на профессора.

– Я там был два года. Добровольцем. Уже отслужив в армии. Восемьдесят второй – восемьдесят третий.

– Странно, что мы там не встретились. Я был там с восемьдесят первого до восемьдесят шестого…

– А вы-то, профессор, как туда попали? – с запоздалым удивлением спросил Александр.

– Ну, тогда я был не профессор, а молодой врач. Партия, комсомол, знаете ли, интернациональный долг… Приказали – и я пошел. Хорошее было время. Ничуть не жалею, что пять лет спасал там наших ребят. Ничуть. Саша, а как же вы попали туда добровольцем?

– Как? Знаете, профессор, неожиданно и просто… Я только что окончил институт, молодой, горячий, работал за копейки, а тут несчастная любовь. В общем, все бросил и зачем-то пошел работать в милицию, а там как раз набор добровольцев в Афган. Вот так и попал. И не жалею. В суровые девяностые у меня везде были друзья – и среди бандитов, и среди ментов. Я занимался мелким бизнесом, чтобы выжить, и изобретал. И меня не трогали. В общем, выжил и изобрел. Теперь вот показываю фокусы, – усмехнувшись, вздохнул изобретатель.

– И, как я понимаю, – сказал утвердительно профессор, – у вас это получается.

Изобретатель пожал плечами.

– Получается… А чем же мое детище заинтересовало вас, профессор? Верите – мне интересно! Иначе бы не приехал.

– Знаете, Саша… Мы с вами люди творческие, воевавшие, прямые, – профессор сделал паузу и испытующе посмотрел на изобретателя.

Тот перехватил взгляд и сказал:

– Да… я вас умоляю, профессор, говорите, как есть. Я пойму.

– Ну, хорошо. Вы, после Герата, редко уже сталкивались со смертью. Там-то она всегда была рядом с нами. Я же и после Афганистана и Чечни – да-да и Чечни! – продолжаю сталкиваться с нею, с костлявой, очень часто. Чаще, чем хотелось бы. Такова уж доля оперирующего нейрохирурга.

– А вы нейрохирург? – удивился гость.

– Да, Саша, я нейрохирург. Вы удивлены?

– Я не знал… Ну вы это, как бы… знаете… вообще, – восхищенно сказал изобретатель. – А Серега мне ничего не сказал, злодей…

– Вот как? А вы Сережу не ругайте, он добрый парень, умница, хороший врач, у него доброе сердце и большое будущее… Парень талантливый.

– Еще какой талантливый! – подхватил гость возбужденно. – Я с ним однажды в походе был. Один из наших упал на острый сук, спиной упал, и его, как шпагой проткнуло, а конец сучка в нем остался, внутри. Представляете? Мы подумали, что апгрейд для Семки уже невозможен… Всё, как бы… Финишировал Семка… А Серега его прямо там, в тайге, так прооперировал, что в больнице и делать ничего не стали, никакой операции… А мы, честно, думали, что все, гейм овер.

– Что простите? – спросил профессор.

– А! Ну, что все, игра окончена. А Семка через две недели уже выписался.

– Вот как? А я об этом подвиге нашего Сережи ничего не знал. Представляете? Надо же… А… оперировал он… без наркоза?

– Нет… То есть, да… Стакан спирта…

– Как иногда под Гератом…, – задумчиво произнес профессор, но, тут же оживившись, удивленно сказал. – Вот так Сережа!

– Ну да, «тунгус» он такой…

– Тунгус? Почему Сережа – «тунгус»?

– Ну, как? – удивился гость. – Маленький, крепкий, узкоглазый, следы читает, как Дерсу Узала, вот мы, его друзья, и зовем его «Тунгус», а он и сам не отрицает.

– Вообще-то, он не тунгус. Он орочон…

– Кто он?

– Есть такая малая народность в Восточной Сибири – орочоны. Восточные эвенки, иначе говоря.