Дважды в жизни

Или это, или просто бабушка обожала строить планы. Кроме Рождества и Нового года, она открывала «У Джуд» ровно в полседьмого каждое утро и закрывала ровно в четыре. И между этим бабушка пекла пироги, принимала заказы, проверяла кассовые аппараты, разделывала и мариновала курицу в сливочном масле и паприке для жарки на следующий день, следила за свежестью всех порций салата и медленно готовила грудинку, пока я мыла тарелки, полы и убирала на столах. Мама готовила лимонад, чистила яблоки, персики и картофель, делала лимонный курд, а потом забирала остатки еды с обеда и уезжала по дороге в Монте-Рио, где каждый вечер одни и те же люди ждали единственный шанс нормально поесть.

Бабушка помахала кому-то за моим плечом, и я отвлеклась от сонных мыслей. Я предположила, что она позвала официанта, чтобы заказать кофе, но в ресторане раздался голос Лютера:

— Наши любимые дамы!

В их сторону обернулись посетители, девушки за соседним столиком заохали, глядя на проходящего мимо Сэма. Тяжесть всего моего волнения упала с груди в район желудка. Я знала, что увижу его снова – надеялась – но не думала, что это будет за завтраком и вместе с бабушкой, и раньше того, как я напомню Сэму молчать про рассказ о моем отце.

— Можно присесть? – спросил Сэм.

Он, видимо, спрашивал у меня, потому что на мгновение воцарилась тишина, а потом вмешалась бабушка:

— Конечно. Мы только сели.

Бабушка сидела напротив меня, рядом – Сэм. Она постелила салфетку на колени, улыбнулась ему, а потом Лютеру, который устроился слева от меня и тепло похлопал меня по колену.

Я набралась смелости и подняла глаза на Сэма. Его руки казались огромными – настоящий урок анатомии по мышцам, связкам и венам. Голубая футболка растягивалась на груди – лицо Боба Дилана от этого чуть исказилось. На левой щеке отпечатались линии, словно он пошел в ресторан, только поднявшись с кровати.

Несмотря на его утомленный вид, как и у меня, он встретил мой взгляд с ленивой игривой улыбкой, и я снова вспомнила, как прошлой ночью проехала по его телу, когда он опускал меня на пол. Я надеялась, что жар, вспыхнувший по всей коже, не был заметен на лице, потому что я чувствовала на себе бабушкин взгляд.

Сэм отвел глаза и кивнул, когда официант спросил, будет ли он кофе, а потом прижал ладонь к животу и пробормотал:

— Умираю от голода, — и отправился к буфету.

Девчонки за соседним столиком проводили его взглядами, приклеенными к спине, пока Сэм шел к столу с мясной и сырной нарезками. Я не могла их винить. Сэм Брэндис был красив.

Лютеру хватило одного кофе, он добавил четыре кубика сахара и щедрую порцию сливок.

— Надеюсь, вы проснулись с прекрасным видом из окна?

— Верно, — бабушка заерзала на стуле. Я знала ее достаточно хорошо, чтобы понимать: она уже отблагодарила мужчину и повторять снова не хотела. – Еще раз большое спасибо.

Лютер отмахнулся, поднял чашку к губам и подул.

— Женщины переживают из-за этого больше мужчин.

Я ощутила поднимающееся волной возмущение, заметила, что оно отражалось и на бабушкином лице. Она заставила себя вежливо улыбнуться.

— Хм-м.

Лютер посмотрел на меня.

— Эти двое задержались прошлой ночью, да?

В голове резко стало пусто.

Бабушка застыла и вопросительно склонила голову.

— Эти… двое?

Он перевел взгляд с меня на Сэма, пробирающегося к буфету.

— Наши внуки потеряли счет времени, — я была бы рада веселому смеху Лютера, если бы он при этом не уничтожал мою жизнь.

Бабушка пронзила меня взглядом.

— Серьезно.

Веселье Лютера заметно увяло.

— О. Ой. Надеюсь, я не создал проблем для Тейт, — произнес он. – Я чутко сплю и проснулся, когда Сэм пришел в три ночи.

«СПАСИБО, ЛЮТЕР».

Брови бабушки исчезли под челкой.

— В три?

Я прижала ладони ко лбу, Сэм вернулся с тарелкой, полной яиц, сосисок, картофеля, хлеба и фруктов. Я никогда не задерживалась дольше комендантского часа – одиннадцати часов – а бабушке и это казалось поздним.

— В три? – спросила у него бабушка. – Это правда?

Сэм медленно опустился на свой стул, растерянно оглядел стол.

— Что «в три»?

Это было ужасно неловко.

Бабушка пронзила его самым грозным взглядом карих глаз.

— Ты с моей внучкой проторчал на улице до трех утра?

— Ну, да, — ответил он, — но мы почти все время спали, — он опешил от усилившегося ужаса в бабушкиных глазах. – На газоне. Просто… спали.

Лицо бабушки из бледного стало розовым, потом красным, и Сэм, сжавшись, посмотрел на меня и громко прошептал:

— Я только все порчу, да?

— Да, — отозвалась я, мне хотелось забраться в свою же чашку чая.

— Тейт, — прошипела бабушка, — тебе нельзя оставаться с незнакомцами в саду отеля до трех утра!

Я вспомнила, как бабушка застала полуголыми нас с Джессом на кровати. Она прогнала его из дома кухонной лопаткой.

И как она нашла нас целующимися в машине, записала номер Джесса и вызвала Эдда Шульпа из полицейского участка. Он приехал и постучал по окну тяжелым фонарем, перепугав нас.

И как она обнаружила нас невинно лежащими на диване перед телевизором – едва соприкасаясь – и напомнила мне, что школьные отношения заканчиваются вместе со школой, потому что дальше ждет целый мир.

— Я знаю, бабушка.