— Человек может быть счастлив в любую югу, — нежно сказала Лата, поудобнее устраиваясь в моих объятиях. Ее уверенное спокойствие переливалось в меня, даря странное ощущение равновесия, заменившее кипение чувств, юношеские мечты о всесилии и славе. Вскоре она погрузилась в поток сна. Воплощение покоя и живого ожидания: закинутая голова на белой шее, смеженные веки, приоткрытые губы — так в пустыне ловят капли животворного дождя. А я еще долго держал ее на руках, оставшись наедине с новыми добрыми друзьями — огнем и тьмой.
Том 3
Познавший поле
Глава 1
Путь на юг
В эти дни именно Кришна — царь ядавов оказался в центре водоворота, подхватившего всех жителей Панчалы от обитателей роскошных дворцов до самого бедного крестьянина, привыкшего думать не дальше будущего урожая. Народ, разобщенный благополучным прозябанием длиной в полвека, теперь смотрел в глаза общей трагедии. Смертельная угроза сплачивала лучше любых проповедей. Люди готовились к войне: запасали зерно, ковали стрелы, лихорадочно латали последние дыры в укреплениях. Иногда мне даже казалось, что панчалийцы смогли стряхнуть с себя сонную одурь, в которой пребывали. Не все, конечно. Для начала хватило тех, которые разделили с Кумаром безнадежный порыв бунта и тех, кто подавлял его. Остатки побежденных необъяснимым для меня образом влились в ряды победителей, усилив отборные отряды Дхриштадьюмны и Шикхандини. Вайшьи брались за дело кшатриев и никто из товарищей по оружию не попрекал их нарушением дхармы. Среди медлительной бестолковой сумятицы, называемой царством панчалов, вдруг проявились два направленных потока — холодных и резких, как взоры и речи царственных детей Друпады. Их воля и вера влекли к себе тех немногих, кто еще был способен сопротивляться равнодушному увяданию.
Эти воины не ждали наград и восхвалений. Слово «долг» воплощалось в их жизни бесконечной скачкой меж пограничными крепостями, казнями нерадивых военачальников и сборщиков податей, забвением собственных семей.
Поистине это была великая и отчаянная попытка изменить карму всего народа. И там, где не помогали уговоры и призывы, разевала свою ненасытную пасть жестокость. Когда кто-нибудь из дваждырожденных пытался призвать Шикхандини к милосердию, она отвечала, что время проповедей измеряется десятилетиями, плоды знаний созревают через поколения, а беда — уже в трехдневном переходе от ворот Кампильи. Дети Друпады силой своей воли и власти стягивали время, старясь успеть изменить неизбежное будущее, не считаясь с потерями. Многочисленные вестники и послы мчались из Кампильи в дальние земли — убеждали, сулили награды, грозили. Мелкие раджи посылали к Пандавам своих послов, клялись в верности, обещали прийти на помощь, но, как потом становилось известно, заверяли в том же и Хастинапур. Клятвам и обещаниям в те времена уже никто не верил, и меньше всех, конечно, сам Кришна, сохраняющий неизменно спокойное, жизнерадостное настроение. Он восседал на золотом троне в центре зала собраний дворца Друпады и с одинаково благостной улыбкой выслушивал сообщения о новых союзах и новых предательствах. Другие военачальники и придворные, заполнившие зал собраний Друпады, не разделяли медитативного покоя Кришны, всерьез опасаясь, что в предстоящем столкновении Хастинапур опять возьмет верх.
А где же в это время был я? Луч памяти опускается все глубже в темные колодцы забвения, силясь возродить смутные образы — тени пережитых чувств. Все реже и реже обретают форму картины прошлого, зыбкие и нетелесные, как радуга после дождя. Лата, разжигающая огонь в очаге нашего дома; Лата, играющая на каком-то струнном инструменте с длинной изогнутой ручкой; Лата, предающаяся блаженству покоя и праздности. Те дни были полны ее присутствием. Полируя доспехи, поливая сад или сосредоточиваясь на духовных упражнениях, я все равно стремился держать ее в поле зрения. Мы мало разговаривали, ощущая настроение и мысли друг друга, минуя неверное посредничество органов чувств. Неожиданно для себя я обнаружил, что безошибочно узнаю предметы, которыми она пользовалась. Одним словом, все в нашем доме теперь было озарено светом ее присутствия.
«Понять — значит вместить», — сказал мне однажды Учитель. Теперь я все-таки понял, что он имел ввиду. Мы воплощались друг в друга легко и свободно, как сливаются реки. Безвозвратно канули в небытие вопросы: кто сильнее, кто кому больше нужен. Мы стали единым целым, не изменяя, а дополняя друг друга, как сходятся в радугу разные цвета.
Мог ли я предотвратить разлуку с ней? Я не знал тогда, да и не знаю сейчас. Наше короткое счастье в Кампилье словно исчерпало все, что мог дать мне второй ашрам. Время летело быстрее стрелы, пущенной Арджуной. За несколько дней нам суждено было пережить то, для чего другим понадобились бы годы и годы. Дваждырожденный может оставаться неподвижным в потоке времени не более, чем птица — застыть в воздухе. Счастье — лишь краткий миг передышки, лоскут радуги над поверхностью стремительного горного потока.