Две Дианы

Взглянем теперь на короля. Мы знаем из истории, что он был велик ростом, гибок и силен. Ему приходилось путем строгой диеты и ежедневных физических упражнений бороться с некоторой склонностью к полноте. Однако в беге он побеждал самых быстроногих, а в борьбе и на турнирах — самых сильных соперников. Он был смугл, черноволос, чернобород и обладал, по словам современников, обаятельной внешностью. В тот день, как и всегда, он носил цвета герцогини де Валантинуа. Наряд его был на редкость богат: атласный зеленый кафтан с прорезями, отделанный золотыми вышивками; берет с белым пером, блиставший жемчугом и алмазами; двойная золотая цепь с подвешенным на ней медальоном ордена святого Михаила; шпага работы Бенвенуто; белый воротник из венецианского кружева и, наконец, бархатный, усеянный золотыми лилиями плащ, изящно ниспадавший с его плеч.

Диана одета была лишь в белый пеньюар из необычно тонкой и прозрачной ткани. Воспроизвести же ее удивительную красоту и совершенство форм было бы не под силу и самому Жану Гужону, ибо это невоспроизводимо, как солнечный луч. Что касается возраста, то его у нее не было. В этом отношении, как и во многих других, она была подобна бессмертным богиням. Рядом с нею казались морщинистыми и старыми самые свежие и юные красавицы.

Итак, она вполне была достойна любви двух королей, которых одного за другим обворожила. «Воля женщины — Божья воля» — говорит французская поговорка, и Диана была в течение двадцати двух лет единственной возлюбленной Генриха II.

Но, взглянув на короля и на его фаворитку, не пора ли нам их послушать?

Генрих, держа пергамент в руке, читал вслух любовные стишки, чередуя чтение мимическими паузами и комментариями, которые нельзя передать словами:

Ротик милый, ротик малый,
Как шиповник светло-алый,
Расцветающий в бору
Поутру.
Ты душистый, ты цветущий,
Как малина в темной куще,
И нежнее во сто крат,
Чем прозрачные росинки,
Что, повиснув на кувшинке,
Нас прохладою дарят…

— Как же зовут любезного поэта? — спросил Генрих, окончив чтение.

— Его зовут Реми Белло, государь, и он, если не ошибаюсь, обещает стать соперником Ронсара. Ну что ж, оцениваете ли вы, как я, этот любовный сонет в пятьсот экю?

— Твой подопечный получит их, моя прекрасная Диана.

— Но старых певцов нельзя забывать. Я обещала, государь, от вашего имени пенсию Ронсару, королю поэтов. Подписали ли вы о ней указ? Ну, разумеется. В таком случае, у меня еще только одна просьба к вам: отдайте вакантный пост рекульского аббата своему библиотекарю, Мелену де Сен-Желе, нашему французскому Овидию.

— Овидий будет аббатом, очаровательный мой меценат.

— Ах, как вы счастливы, государь, что можете по своему усмотрению располагать столькими должностями и бенефициями! Если бы мне только на час вашу власть!

— А разве она не всегда в твоих руках, неблагодарная?

— Вот как, государь?.. Вы сказали, что ваша власть всегда в моем распоряжении? Не искушайте меня, государь. Предупреждаю вас, что я воспользовалась бы ею для уплаты большого долга Филиберу Делорму. Он ссылается на то, что мой замок в Анэ закончен. Это будет славнейший памятник вашего царствования, государь!

— Что ж, Диана, возьми для своего Филибера Делорма те деньги, что будут получены от продажи должности пикардийского губернатора.

— Эта должность, кажется, стоит двести тысяч ливров? О, тогда я смогу еще купить жемчужное ожерелье, которое мне предлагали. Его мне очень хотелось бы надеть сегодня на свадьбу вашего возлюбленного сына Франциска. Сто тысяч Филиберу, сто тысяч за ожерелье — вот и ушло пикардийское губернаторство!

— Тем более что ты ровно вдвое преувеличила его стоимость.

— Как! Оно стоит всего лишь сто тысяч ливров? Ну что ж, решение очень простое — я отказываюсь от ожерелья.

— Полно, — засмеялся король, — у нас есть где-то три или четыре свободные концессии, которыми можно будет оплатить это ожерелье, Диана.

— О государь, нет щедрее короля, чем вы, и нет человека, которого бы я сильнее любила!

— Да? Ты и вправду любишь меня не меньше, чем я тебя, Диана?

— Он еще спрашивает!

— Спрашиваю, потому что боготворю тебя! Как ты хороша, Диана! Как я люблю тебя! Часами… нет, годами мог бы я так любоваться тобою, забыв о Франции, обо всем на свете.

— Даже о торжестве бракосочетания его высочества дофина? — спросила, рассмеявшись, Диана. — А между тем оно состоится сегодня, через два часа. Сейчас пробьет десять.

— Десять! — воскликнул Генрих. — А у меня назначено свидание на этот час!

— Свидание, государь? Уж не с дамой ли?

— С дамой.

— И, должно быть, красивой?

— Да, Диана, очень красивой.

— Значит, не с королевой?

— Какая ты злая! Екатерина Медичи красива на свой лад, красива строгой, холодной, но подлинной красотой. Однако я ожидаю не ее. Ты не угадываешь, кого?

— Нет, государь.

— Другую Диану, живое воспоминание о весне нашей любви, нашу дочь, нашу дорогую дочурку.