Две Дианы

— А вот это посерьезней, — поднялся с кресла начальник полиции. — Отказаться от поста и оскорбить представителей Сорбонны! Это значительно отягчит ваш счет, госпожа де Конде, когда мы начнем подводить итоги! Арпион, это все?

— На сегодня, слава Богу, все. Но вы, ваша милость, еще не сказали, как быть с Жилем Розом.

— Отберите в тюрьме еще несколько ловких мошенников, и пусть они во главе с ним отправятся в Блуа; там предстоит большой праздник, и, может быть, им удастся потешить короля своими уловками и проделками.

— Но если они по-настоящему своруют?

— Тогда их повесят!

В этот момент явился привратник и доложил:

— Его милость Великий инквизитор веры!

Мэтр Арпион не стал дожидаться, когда ему прикажут удалиться. Он поклонился и вышел. Вошедший был особой поистине важной и устрашающей.

К обычному званию доктора Сорбонны и каноника Нуайонского он присовокупил звание Великого инквизитора по вопросам веры всей Франции. Для того чтобы имя его было столь же выразительно, как титул, он велел себя называть Демошаресом, хотя звали его попросту Антуаном де Муши. С тех пор в народе и стали звать шпионов мушарами.

— Ну и как, господин начальник полиции? — спросил Великий инквизитор.

— Ну и как, господин Великий инквизитор? — отозвался начальник полиции.

— Что новенького в Париже?

— Я как раз хотел у вас спросить то же самое.

— Это значит, что новостей нет, — тяжко вздохнул де Муши. — Трудные пришли времена! Ничего нет: ни заговоров, ни покушений. А эти гугеноты — они просто жалкие трусы! Мельчает ныне ваше ремесло, господин де Бражелон!

— Ну нет! Правительства меняются, полиция остается.

— Однако, — горестно возразил г-н де Муши, — посудите сами, чего мы достигли в результате вооруженного налета на этих протестантов на улице Марэ. Мы ведь были уверены, что во время вечерней трапезы они вместо пасхального барашка едят окорок — так, по крайней мере, явствовало из ваших донесений. И в итоге мы имели всего лишь одну несчастную фаршированную индейку! Много ли чести от этого вашего учреждения?

— Всякое бывает, — ответил задетый за живое де Бражелон. — Вам не больше нашего повезло в деле Трульяра, что жил на площади Мобер. Вы ведь собирались доказать, что оный Трульяр после омерзительной оргии отдал двух своих дочерей на позор своим единоверцам, а ваши свидетели, которым мы здорово заплатили — ай-ай-ай!.. — отрекаются и вас же уличают во лжи!

— Изменники! — пробормотал де Муши.

— Чистая неудача, господин Великий инквизитор, чистая неудача! — не без удовольствия поддел его г-н де Бражелон.

— Но неудача эта произошла только по вашей вине! — вспылил де Муши.

— Как вы говорите? По моей вине? — переспросил ошарашенный начальник полиции.

— Несомненно! Вы слишком много обращаете внимания на всякие там донесения свидетелей и прочие пустяки! Что нам за дело до их вранья и отговорок? Надо было продолжать как ни в чем не бывало и в конце концов обвинить этих изуверов!

— Как так? Без доказательств?

— Конечно! Обвинить и осудить!

— Без состава преступления?

— Конечно! Осудить и всех повесить!

— Без суда?

— Подумаешь, без суда! Вам непременно подай суд, преступление, доказательства! Велика ли заслуга — повесить того, кого стоит повесить!

— Но это же вызовет к нам жгучую ненависть!

— Вот этих именно слов от вас я и ждал! — радостно вскинулся де Муши. — В этом-то и кроется суть моей системы! Запомните, милостивый государь: для того чтобы пожинать преступления, должно сперва их посеять. Недаром гонения — это сила!

— Мне кажется, — заметил начальник полиции, — что с начала нынешнего царствования мы только и делаем, что занимаемся всякого рода гонениями. При желании вся эта почтенная публика могла бы давным-давно возмутиться!

— Неужели? Отчего же? — иронически спросил Великий инквизитор.

— А вы подсчитайте, сколько обысков, налетов и грабежей было каждый день в домах ни в чем не повинных гугенотов!

— А, все это я знаю, и все это ерунда! — усмехнулся де Муши. — Полюбуйтесь, с каким стоическим терпением они выносят эти неприятности.

— А то, что Анн Дюбур, племянник канцлера, два месяца назад был сожжен на Гревской площади, — это тоже ерунда?

— Не Бог весть что! Да и к чему привела эта казнь? Убили одного из судей, кокнули президента Минара, затеяли какой-то, с позволения сказать, заговор, от которого и следов не осталось. Стоило из-за этого поднимать такой шум!

— А последний указ? — спросил г-н де Бражелон. — Ведь он направлен не только против гугенотов, но и против всего высшего сословия Франции!

— Вы имеете в виду указ об отмене пенсий?

— Да нет же! О том, что всем просителям любых рангов велено покинуть двор в двадцать четыре часа, а не то их повесят! Ну, знаете, когда веревкой грозят и знати, и черни, — это уж слишком. Бунта не миновать!

— Да, мера довольно крутая, — самодовольно улыбнулся де Муши. — Подумать только, лет пятьдесят назад от такого указа возмутилось бы все дворянство страны, а ныне, сами видите: пошуметь пошумели, но за дело не взялись. Ни один не пошевелился!