Две Дианы

«Возблагодарим Бога, Габриэль, король уступил, мы будем счастливы. Вы, вероятно, слыхали уже о прибытии из Англии герольда, объявившего нам войну от имени королевы Марии, а также о крупном наступлении, готовящемся во Фландрии. Эти два события, грозные, может быть, для Франции, благоприятствуют нашей любви, Габриэль, потому что усиливают влияние молодого герцога де Гиза и ослабляют влияние старого Монморанси. Король еще колебался, но я молила его. Я сказала, что Вы вернулись ко мне, что Вы человек знатный и доблестный… я Вас назвала — будь что будет!.. Король, прямо ничего не обещав, ответил, что подумает; что так как государственные интересы здесь уж не столь обязательны, то жестоко было бы с его стороны губить мое счастье; что он сможет дать Франциску де Монморанси возмещение, которым тот вполне удовлетворится. Он не обещал ничего, но сделает все. О, Вы полюбите его, Габриэль, как я его люблю, моего дорогого отца, который претворит в действительность нашу шестилетнюю мечту! Мне столько надо Вам сказать, а на бумаге слова так холодны! Слушайте, друг мой, приходите сюда сегодня в шесть вечера, во время заседания Совета. Жасента проводит Вас ко мне, и в нашем распоряжении будет целый час для беседы о лучезарном грядущем, открывающемся перед нами. К тому же я предвижу, что Вы будете участвовать во фландрской кампании. Вам придется, увы, проделать ее, чтобы исполнить свой воинский долг и заслужить меня, любящую Вас так нежно. О Боже, я ведь Вас очень люблю. К чему теперь это скрывать от Вас? Приходите же, чтобы я увидела, так ли Вы счастливы, как Ваша Диана».

— Да, да, счастлив, очень счастлив! — громко воскликнул Габриэль, прочитав письмо. — И чего же теперь недостает моему сердцу?

— Уж конечно, не присутствия вашей старой кормилицы, — раздался голос Алоизы, до этого мгновения безмолвно сидевшей в темном углу.

— Алоиза! — закричал Габриэль, бросаясь к ней в объятия. — Алоиза, ты неправа, тебя мне очень недостает! Как твое здоровье? Ты совсем не изменилась. Поцелуй меня еще раз. Я тоже не изменился, по крайней мере сердцем. Меня очень тревожило, что ты так долго медлила. Что тебя задержало?

— Проливные дожди размыли дороги, ваше сиятельство, и если бы не ваше взволнованное письмо, то мне бы вовек не собраться к вам.

— О, ты хорошо сделала, что поспешила, Алоиза, отлично сделала, оттого что счастье в одиночестве — не полное счастье! Видишь письмо, только что полученное мною? Оно от Дианы. И она мне пишет… Знаешь, что она мне пишет? Что препятствия, мешавшие нашей любви, можно будет устранить; что король уже не требует от Дианы согласия на брак с Франциском де Монморанси; наконец — что она любит меня. Она меня любит! И ты здесь, я могу поделиться с тобой своею радостью. Алоиза! Скажи теперь, не достиг ли я в самом деле вершины блаженства?

— А если все-таки, ваше сиятельство, — спросила Алоиза, все такая же грустная и сдержанная, — если все-таки вам пришлось бы отказаться от госпожи де Кастро?

— Это невозможно, Алоиза! Говорю же тебе: все затруднения исчезают сами собой.