— В силу своего положения мы, королевы, освобождены от обычных правил приличия и можем, не стыдясь, сами пойти навстречу чьему-либо желанию. Послушайте, Габриэль! Вы красивы, смелы, пылки, горды! С первого же взгляда я испытала к вам незнакомое мне чувство, и — разве я ошиблась? — ваши слова, ваши взгляды, даже сегодняшняя просьба, в которой, быть может, надо видеть лишь ловкий маневр, — словом, все побуждает меня думать, что я наткнулась на человека благодарного.
— Государыня… — в ужасе произнес Габриэль.
— Да, вы, я вижу, взволнованы и озадачены, — нежно улыбнулась Екатерина. — Но вы, надеюсь, не слишком строго осуждаете меня за мою вынужденную откровенность? Я повторяю: положение королевы должно служить оправданием женщине. Вы робки, хотя и честолюбивы, господин д’Эксмес. Потому я предпочла заговорить первая. Ну, придите же в себя! Неужели я так страшна?
— О, да, — прошептал бледный и растерянный Габриэль.
Но королева, расслышав это восклицание, неверно поняла его.
— Полно, — сказала она с напускной подозрительностью, — я ведь вас еще, кажется, не свела с ума настолько, чтобы вы забыли свои интересы… Но знайте, Габриэль, я хочу возвеличить вас. До сих пор я держалась в тени, на втором плане, но скоро буду блистать на первом. Госпожа Диана де Пуатье по своему возрасту не сможет сохранять долго свою красоту и влияние. С того дня, как чары этой женщины перестанут действовать, начнется мое царствование! Король поймет когда-нибудь, что нет у него советчика опытнее, искуснее, находчивее меня. А тогда, Габриэль, на что может притязать человек, соединивший свою судьбу с моею в ту пору, когда она еще не определилась? Полюбивший во мне женщину, а не королеву? Разве не пожелает правительница государства достойно вознаградить того человека, который посвятил свою жизнь Екатерине? Разве не станет он ее помощником, ее правой рукой, истинным королем при короле-призраке? Так как же, Габриэль, хотите вы быть этим человеком? — И она смело протянула ему руку.
Габриэль, преклонив колено, поцеловал эту белую и красивую руку… Но он был слишком цельной и честной натурой, чтобы примириться с хитростями и обманом, каких требует лживая любовь. Он был слишком откровенен и решителен, чтобы колебаться в выборе между ложью и опасностью. И, вскинув свою благородную голову, он сказал:
— Ваше величество, скромный дворянин, припавший к вашим стопам, просит вас смотреть на него как на почтительнейшего из ваших слуг и преданнейшего из ваших подданных, но…
— Но не этих почтительных излияний ждут от вас, мой благородный кавалер, — перебила его, улыбаясь, Екатерина.
— И тем не менее, ваше величество, — продолжал Габриэль, — беседуя с вами, я пользовался более нежными словами, ибо — простите великодушно — люблю другую женщину. Я полюбил ее раньше, чем увидел вас. Это госпожа Диана де Кастро. Так что в сердце моем нет места для другой, будь она даже королевой.
Побледнев и поджав губы, Екатерина произнесла только:
— А!
Габриэль, опустив голову, бестрепетно ждал бури негодования и презрения, которая должна была обрушиться на него. Взрыв презрения и негодования не заставил себя долго ждать.
— Знаете ли вы, господин д’Эксмес, — сдержанно заговорила Екатерина Медичи после нескольких минут тяжелого молчания, — знаете ли вы, что я нахожу вас очень смелым, чтобы не сказать — наглым! Кто вам говорил о любви, сударь? С чего вы взяли, что готовится покушение на вашу столь пугливую добродетель? Вы нанесли, сударь, тяжкое оскорбление женщине и королеве!
— О, ваше величество, — возразил Габриэль, — поверьте, что мое благоговейное почтение…
— Довольно! — остановила его Екатерина. — Повторяю вам, что вы оскорбили меня. Зачем вы здесь? Что вас привело сюда? Какое мне дело до вашей любви, госпожи де Кастро и всего прочего? Вы пришли ко мне за сведениями? Дурацкий предлог! Вы хотели превратить королеву Французскую в орудие подлого дознания, нужного вашей страсти? Это бессмыслица, говорю вам! И еще раз повторяю: это оскорбление.
— Нет, сударыня, — гордо выпрямившись, ответил Габриэль, — встретить честного человека, которому легче причинить вам боль, нежели обмануть, — это не оскорбление.
— Замолчите, сударь! — крикнула Екатерина. — Я приказываю вам замолчать! Счастье ваше, что я не намерена рассказать королю про ваше дерзновенное заблуждение. Но никогда больше не показывайтесь мне на глаза и считайте отныне Екатерину Медичи своим заклятым врагом. Да. Я еще доберусь до вас, будьте в этом уверены, господин д’Эксмес. А теперь — прочь отсюда!
Габриэль поклонился королеве и удалился, не прибавив ни слова.
«Ну, вот и еще враг, — подумал он, оказавшись один. — Иметь своими врагами фаворитку короля и жену короля! А вдобавок, быть может, и самого короля! Пойдем теперь к Диане: пора. И дай Бог уйти от нее не с таким тяжелым сердцем, с каким ушел я от этих двух дьяволиц!»
XVI
ВОЗЛЮБЛЕННЫЙ ИЛИ БРАТ?