— Шутить не время, Сергей Михайлович, — угрюмо сказал он. — Наша с вами судьба поставлена под удар. Да и не только наша...
— Скажите, ради бога, что случилось? Я же плохо знаю немецкий язык, что сказал этот чертов босс? — взмолился Дружиловский, вытянув вперед свое острое лицо.
— То, что вы не поняли, это даже хорошо, а сказать вам я не могу. Но хочу предупредить, что вы находитесь на крутом повороте судьбы и все сейчас будет зависеть только от вас...
— Ничего не понимаю! — Дружиловский развел маленькими женскими руками.
Ляхницкий молчал, барабаня по столу толстыми пальцами.
— Мне кажется, у вас есть основания считать, что я вам не просто компаньон, — заговорил он наконец. — Во всяком случае, зла вы от меня не знали.
— Я признателен вам за вашу дружбу, — негромко ответил Дружиловский.
— Как вы думаете, Сергей Михайлович, на какие деньги вы начали наш бюллетень?
— На ваши, конечно, — несколько обиженно ответил Дружиловский.
— Нет, Сергей Михайлович, это были деньги не мои. Это были деньги Польши. Если хотите знать правду, у меня вообще никаких своих денег нет. И моя газета тоже выходит при поддержке Польши, так что, когда вы меня утешали прибылями от бюллетеня, мне смешно было вас слушать.
Сдвинутые черные брови Дружиловского разошлись, напряжение на лице погасло — он все понял. Понял, но еще не знал, куда клонит редактор.
— Так как же вы, Сергей Михайлович, собираетесь отблагодарить Польшу за помощь??
— Совершенно не представляю, — ответил Дружиловский. — Но догадываюсь, что дело не в деньгах.
— Да, не в деньгах, — подтвердил Ляхницкий.
Он неторопливо достал из кармана давно приготовленный им документ вербовки.
Дружиловский прочитал текст и поднял на редактора наглые, веселые глаза:
— Ну и что же я должен сделать? — Ни удивления, ни испуга не было в его вопросе.
— Подписать, и все, — ответил Ляхницкий. — Но подписать с полным сознанием высочайшей ответственности, вашей личной ответственности.
Дружиловский размашисто расписался под вербовочным обязательством.
— Поздравляю вас, — сухо сказал Ляхницкий, вкладывая обязательство в портмоне тисненой кожи. — А теперь садитесь и пишите опровержение дурацкого слуха о выпуске бюллетеня на эстонском языке. Тон самый категорический.
— Приказывайте, приказывайте, теперь я ваш слуга, — говорил Дружиловский, подвигая к себе бумагу, — беда оказалась совсем не бедой, и он не мог скрыть облегчения.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Случилось как-то само собой, что бюллетень перестал выходить. Дружиловский отнесся к этому спокойно. Однажды утром секретарша дала Ляхницкому справку о том, сколько экземпляров бюллетеня продали накануне, и Ляхницкий, прочитав ее, сказал без тени сожаления:
— Все ясно, контору надо закрывать.
— Когда? — спросил Дружиловский.
— Немедленно. Сегодня... — равнодушно ответил Ляхницкий, читая еще раз лежавшую перед ним справку. Он поднял хитрые, невозмутимые глаза: — Не собираетесь же вы заработанные на бюллетене деньги истратить теперь на оплату типографии?