Две горсти песка. Мату-Гросу

Как раз в это время нас навестила «Дакота». Диспетчер на Занзибаре запрашивал у всех летчиков в прилегающих зонах сведения о ветре, поэтому не было ничего удивительного в том, что рейсовый самолет Дар-эс-Салам — Занзибар отклонился от курса, чтобы проведать нас. Самолет заложил крутой вираж и обогнул аэростат. Рядом с нашей хрупкой корзиной он выглядел мастодонтом, который мог нечаянно раздавить нас и даже не заметить этого. Мы бодро помахали летчикам рукой и что-то покричали друг другу сквозь гул мотора, совершенно заглушивший голос моря.

В известном смысле мы чувствовали себя стоящими неизмеримо выше тяжелой металлической махины. Как-никак первые аэростаты взлетели на сто двадцать лет раньше, чем аппараты тяжелее воздуха. Первенство принадлежало нам. Конечно, самолет поддается управлению и развивает высокую скорость, но зато у нас был почти двухсотлетний стаж. Так что можно только одобрить правило, по которому моторные самолеты обязаны уступать дорогу планерам, а планеры — аэростатам. Громогласная «Дакота» завершила облет своего предшественника, приветственно качнула крыльями и продолжала свой шумный полет.

Вдруг мы заметили, что шар быстро теряет высоту. Когда машешь руками и упиваешься своим превосходством, легко забываешь о текущих делах. Альтиметр показывал шестьдесят метров, и падение продолжалось. Рокот моря звучал все более неистово.

— Живей, Шарль, две горсти!

Песок беззвучно упал в море.

— И еще две!

Шарль снова нагнулся над мешком. Я следил за альтиметром: стрелка замедлила ход, потом почти замерла. Даже в критическую минуту не стоит сбрасывать чересчур много балласта, ибо, спасаясь от морской пучины, вы можете забраться слишком высоко в небесную. Шарль держал наготове очередную горсть песку, а я глядел на стрелку. Море было в семнадцати метрах под нами, ближе некуда, когда стрелка опять дернулась вниз. Шарль бросил песок так, словно обжегся. На этот раз мы даже услышали, как песок встретился с водой, зато стрелка подскочила вверх. И вот уже аэростат уверенно набирает высоту. Каких-нибудь пяти горстей песку оказалось достаточно, чтобы морская катастрофа отступила и возобновился спокойный полет. На высоте двухсот метров равновесие восстановилось.

По-прежнему идя на этой высоте, мы достигли Африки. Встреча с землей оправдала все ожидания. Не совершая никаких усилий, мы с радостными криками прошли над полосой прибоя и очутились над сушей. Так же внезапно гул моря сменился типичным для тропиков стрекотанием насекомых. Словно кто-то нажал кнопку. Только что под нами сражались волны, миг — и они уже далеко позади. Пятидесятикилометровый перелет с Занзибара благополучно завершился.

Все время, пока мы летели над проливом, Дуглас был занят съемками. Держать камеру «Аррифлекс» с кассетой на сто тридцать метров пленки, сменять объективы и пленку, приседая на дно корзины, — вся эта хитрая механика не давала ему ни секунды передышки. Теперь он первым сообразил, что отпала нужда в пропитанных потом спасательных жилетах. Мы сняли их по очереди, ибо в тесной гондоле, когда в воздухе мелькают две руки, для второй пары рук попросту не хватит места. Так же поочередно мы опустили жилеты вниз на мешки, а затем сняли чехол с гондолы. Надобность в нем тоже отпала. Отметив таким способом встречу с землей, мы дружно перегнулись через край гондолы, чтобы поглядеть.

Я не очень-то ясно представлял себе, что увижу, потому что наши карты не изобиловали подробностями, а сам я впервые сюда попал. Так или иначе, край удивил меня своей девственностью. Всюду деревья, а на редких прогалинах все пространство было занято кустарником. Не было ни дорог, ни тропинок, ни домов. И уж конечно, не было людей. Сквозь неумолчный стрекот насекомых время от времени до нас доносились хриплые крики птиц, которые взлетали над деревьями. Я не видел ни одного ручья и шума воды не слышал, а между тем было душно и пахло, как в оранжерее. Словно райский сад, ожидающий человека: благодатные, плодородные кущи — только людей не хватало. Может быть, все-таки под деревьями кто-нибудь прячется? «Джамбо!» — кричали мы, вернув этому слову его первоначальный смысл, однако никто не отозвался. Еще несколько птиц взлетело с ветвей и село поодаль. Было немножко жутко и очень красиво, не говоря уже о том, что мы просто радовались земле, — и кто бы не обрадовался, оказавшись над сушей после такого путешествия! Да будь здесь самый невзрачный ландшафт, мы все равно были бы счастливы. А тут так красиво, что дух захватывало, и мы молча смотрели, смотрели, боясь хоть что-нибудь упустить.