–Да, да! «Натали! Утоли мои печали, Натали!». О, скольких женщин, недостойным которых я был, трахал я под эту песню! – тяжело и безнадёжно задумался я. – Имелась у меня одна очень любимая баба… Вернее, их было три. Эх! А как я обожаю другую песню… «Я хочу быть с тобой!». А ещё – «Опять метель!». Сколько воспоминаний! Но больше всего мне по душе одна единственная песня.
–И что за песня такая?
–Ну, про небо Лондона. Земфира, – заплакал я. – «Мне приснилось небо Лондона…». Ненавижу англосаксов, но сына своего люблю и очень по нему скучаю. Хотя он тоже стал англосаксом. Вот так… Парадокс! Бред какой-то! Нонсенс!
–Ну, не волнуйся ты так! Русская душа – это русская душа! Она навеки! Ну, какой из твоего сына англосакс?! Всё вернётся на круги своя и к самым прозрачным и чистым истокам!
–Ты уверен?
–Полностью и бесповоротно!
–Ладно, вернёмся к теме дня.
–Какова она?
–Я о своей прошлой жизни.
–Ах, да…
–Помню какое-то очередное ночное заведение, в котором танцевала стриптиз моя бывшая и довольно очаровательная подруга, которую я непонятно почему и зачем бросил. Или она меня бросила… Она подошла ко мне уже без лифчика, показала на узенькие и кружевные трусики и сказала: «Господин хороший, дай денег». Ты не представляешь, как мне было стыдно и горько, и обидно! Горе мне, о, горе!
–Ну, и чем же закончился этот эпизод твоей жизни? – заинтересовался мой товарищ.
–Денег я ей не дал.
–Почему?
–Да потому что они к этому сакральному моменту закончились! – почти зарыдал я.
–Так, успокойся, – пробормотал Аристарх. – Не так всё безнадёжно. Сменим тему. Ты, кстати, дошёл до этой своей чёртовой и легендарной онкологической клиники? Что с диагнозом?
–Диагноз очевиден и ясен. Увы…
–Почему такой пессимизм? Так ты дошёл, наконец, до этой долбанной клиники или нет?
–Чувствую я то, что не чувствуют, не ощущают и не понимают многие другие люди. Интуиция, мой друг… Конец близок, увы. Ну, а вообще-то, до клиники я до сих пор так и не дошёл.
–Так, хорошо… Но, может быть не всё потеряно? Давай, завтра мы вместе зайдём в эту твою чёртову клинику и немного побродим где-нибудь по подвалу, а потом, на следующий день достигнем мистического места на первом этаже и подойдём к этой… Как она там называется…
Чёрт возьми!
–Ты о чём?
–Регистратура, да! А потом возьмём в ней какой-нибудь талон и на пятый или на десятый день попадём к тому самому заветному врачу, или, вернее, к судье, который вынесет тебе вердикт.
–О, я могу гулять и веселиться ещё целых пять, или десять дней?! – оживился я.
–Ну, конечно!
–О, как славно!
–Но, смею заметить, наш главный вопрос остаётся открытым.
–Какой?
–Наталья…
–Слушай, ну мы же его почти закрыли. Давай деньги, и не будет в этом мире единственного свидетеля! Я не об убийстве!
–А где гарантии?
–Твоя главная гарантия перед тобой! А все иные второстепенные гарантии гроша ломанного не стоят! Принимай же окончательное решение! Ну, что за немощное дрожание и трепыхание разума?!
–Всё! По рукам!
–Ну и славно, – грустно произнёс я и вздохнул. – Деньги когда будут?
–Сегодня или завтра, – в ответ очень тяжело вздохнул Аристарх. – А что такое ты хотел мне прочитать недавно?
–Что?
–Ну, ты хотел что-то мне прочитать. Как его зовут, этого очередного мусульманского гения?
–А что ты против них, гениев, имеешь?! Гений, он может быть гением и мусульманским, и православным, и католическим, и протестантским, и ещё каким-нибудь! Гений, он и в Гренландии, и на острове Пасхи гений! Он может быть и немецким, и еврейским, и французским, и итальянским, и швейцарским, и украинским, и даже русским гением!
–Чего ты так разгорячился? Вернёмся к твоему арабскому другу.
–Он мне не друг.
–Почему?
–Потому, что он умер, к сожалению, очень давно, и я, увы, не смог испытать радость от общения и знакомства с ним, с его творчеством и насладиться в полной мере его интеллектом и сакральной духовностью, – тяжело вздохнул я, заглотнул очередную рюмку водки и снова прослезился.
–Жаль…Но изъясняешься ты очень изысканно и тонко. Что значит – бывший поэт.
–Поэты не бывают бывшими! – возмутился я. – Сколько можно повторять эту истину!?
–Хорошо, хорошо. Не волнуйся ты так! Я готов выслушать творение этого, как его…
–И так… Абу Нувас. Арабский поэт.
–Внимательно слушаю.
«У одних – пиры, забавы,
До утра хмельное зелье.
У других – заботы, беды,
Ни покоя, ни веселья.
У одних – еда в избытке,
Помогает им Всевышний.
У других, забытым Богом,
Даже нет лепёшки лишней.
У одних любые сразу
Исполняются желанья.
У других – уйдёт удача,
И напрасны ожиданья…».
-Прекрасные и мудрые стихи, – через некоторое время мрачно произнёс Аристарх. – Ну, однако, как же ты приободрил и меня и самого себя.
–Да, я понимаю, что всё не так и не ко времени, но хочу перед тобой кое в чём признаться.
–В чём же?
–Ну…
–Давай отложим твоё признание на завтра? Не порть мне великолепного настроения, которое обуревает меня в сию минуту!
–Хорошо, хорошо!
–Хорошо то, что действительно хорошо!
–Замечательно сказано. А в эту чёртову больницу когда мы попадём?
–Послезавтра.
–Боже, история повторяется!