Август рассмеялся, вставая и подходя к разгневанной, которую он обнял, хотя она хотела его оттолкнуть.
– Клянусь тебе, Бьянка говорила только о тебе, – сказал он мягко.
– Обо мне? Это, наверное, чтобы меня, так, как она умеет, сделать смешной, чтобы сердце остудить? – воскликнула она.
– Ты ошибаешься, у тебя нет лучшей подруги, чем она! Она приняла твою сторону!
– Против кого? – крикнула Дземма.
– Против собственных видений, – добавил он, – ей казалось, что я не так тебя люблю, как должен.
– Ты шутишь надо мной, – воскликнула насупленная итальянка, смягчаясь.
– Я говорю правду, – подтвердил король. – Верь мне, Бьянка ветреная, но девушка доброго сердца.
– А я? – вставила быстро Дземма. – Я, наверное, не ветреная, но зато злая!
Август начал смеяться.
– Чудачка! – сказал король.
Итальянка отступила от него медленным шагом и пошла сесть на свой стул. Личико её не прояснилось, молчали достаточно долго, поглядывая друг на друга.
– А! – начала она говорить, не в состоянии дольше сдержаться. – Что я терплю! Ревность меня спалит!
– К кому ты ревнуешь?
– К той, которая приезжает, – говорила итальянка. – Вы не хотели мне показывать её изображение, хотя я знаю, что оно у вас есть. Но я видела у королевы. Очень молодая, красивая.
– Не так же, как ты?
– Но я… не жена! – вздохнула итальянка. – Вскоре она будет иметь все ваши часы, я – краденные. В то время, когда ни видеть, ни слышать вас не буду, ревность меня задушит. Умру.
Она вскочила со стула.
– Нет, нет, так остаться не может, – добавила она. – У меня есть к вам просьба; ошибаюсь, у меня требование, которое вы должны исполнить. Я вынашиваю его.
Она поглядела ему в глаза.
– Исполнишь его? – спросила она.
– Ежели в моей власти, – сказал Август.
– Нет, хотя бы не было в вашей власти, вы должны всеми способами постараться у матери, чтобы стало так, как я хочу.
Август ждал, чтобы она объяснилась ясней.
– Для двора молодой королевы будут назначены девушки, – сказала она, – я хочу быть в их числе, быть при ней и стоять на страже.
Август пожал плечами.
– Чтобы ты себя и меня своим нетерпением выдавала! – воскликнул он. – Что за дивная мысль! Ты стала бы невольницей!
– Я предпочитаю это, чем стоять вдалеке, ничего не видеть и терзаться домыслами, – сказала Дземма.
– Я не могу просить об этом королеву, – сказал Август, – сомневаюсь, что ты сумела бы, а моей матери никогда эта мысль не придёт в голову.
– Не знаю, кто, и не знаю, как, это сделает, – возразила Дземма, – но знаю: я этого хочу, желаю, что всё готова сделать, чтобы так было, и так должно быть.
Она ударила об пол ногами, её красивые глаза взглянули огненно.
– Я замучу себя догадками, я буду представлять… и заливаться слезами, – говорила она снова. – Будучи при ней, буду смотреть, буду напиваться ядом, но он никогда таким горьким быть не может, как мои грёзы. Кто знает, у бока королевы, может, сумею отстранить вас от неё.
– Я её не люблю, Дземма, – сказал Август смело, – ты знаешь об этом.
– Но она должна пытаться заслужить вашу любовь и будет, я этому хочу помешать.
– Ребёнок, – отозвался молодой король, помолчав, – с твоим темпераментом, нетерпением подвергаться тому, чтобы твою и мою тайну тут же открыли…
Дземма пожала плечами.
– Какую тайну? – спросила она. – У меня нет никакой, и ваша, если бы из вашей любви ко мне хотели её сохранить, ни для кого не закрыта. Все знают, что я вас люблю. Хочу, чтобы это на четыре стороны света протрубили на краковском рынке. Что мне! Да, я ничего больше, только любовница молодого короля, но у меня есть его сердце, а та будет женой и не получит ничего… кроме колечка и холодной руки.
Когда она это говорила, король молчал, опираясь на руку, слушал, и, может, приходили ему на ум предостережения Бьянки. Дземму трудно было сдержать, а он, мягкий с ней, слабый, потому что влюблённый, мог это меньше, чем кто-либо другой.
Не получая ответа, Дземма приблизилась к сидевшему королю, положила ему обе руки на плечи, приблизила уста ко лбу, старалась получить слово, выхлопотать обещание.
Август молчал.
– Говори, поможешь в этом? – шептала она. – Королева теперь для вас сделает всё… а она может, что захочет.
– Ты знаешь, что она как можно меньше намерена вмешиваться в то, что касается молодой пани. Хочет остаться вдалеке и чуждой, – говорил Август тихо. – Ей наперекор привезли мою наречённую; она имела иные намерения.
– Да, но даже не будучи деятельной, королева может всё, – говорила упрямая итальянка. – Чтобы угодить ей, старый король согласиться на многое, а великая ли это дело – поместить девушку во фрауцимер?
– С руки моей матери? Её будут побаиваться, – сказал король, – тем более, когда, как сама говоришь, все знают, что я люблю тебя. Наконец, королева Елизавета привезёт с собой своих немок, собственную охмистрину, целый двор. – И вы оставите её окружённой этими чужаками, чтобы они устраивали заговор? – воскликнула Дземма.
Она вдруг прервалась и отступила на несколько шагов.