Две королевы

Молодая королева для многих, если не для всех, была вестником лучшего будущего, той спасительницей, которая должна была освободить от деспотизма жадной, коварной итальянки.

Сигизмунд Старый пробуждал уважение и любовь, но она, его спутница, что лишила его власти и держала в позорной неволе, кроме горсти своих приверженцев, никого за собой не имела.

Елизавета могла принести освобождение, и эту радость все приспешники Боны принимали хмуро и беспокойно. Она сама смотреть на неё не хотела, чувствуя, что была нацелена против неё.

Всю дорогу до углового дома напротив костёла Св. Войцеха нужно было то и дело пробираться не без труда. Дудич и Монти шли впереди, потому что Дземма ни одному из них подать руки не хотела.

Наконец они остановились у ворот и Петрек с ключом побежал вперёд отворить дверь нанятой комнатки.

Его стараниями была она проветрена, украшена цветами и единственное её большое окно снабдили удобным сидением с подножками, так что женщины могли оттуда от лично обозревать улицы, а под окном собравшаяся толпа стояла ниже и обзора не заслоняла.

Дудич, который поневоле впустил итальянца, не хотел уже там никого, и готов был закрыть за входящими дверь, когда на пороге показался мужчина, не знакомый ему, но очень навязчивый. Средних лет, высокий, сухопарый, очень тёмного цвета кожи и совершенно не красивых черт лица, но оживлённых и выразительных, прилично одетый, но неброско и как подобает более серьёзному возрасту, схватил за руку Петрка и живо начал по-латыни, потом по-итальянски что-то говорить, – чего он не очень хотел слушать и понимать.

Незнакомец был упрям, не отпускал его, а лицо его выражало нетерпение. Он шептал ему что-то на ухо. Дудич, который препятствовал входу в комнату, через минуту, бормоча, пропустил его. Навязчивый господин с особенной для своего возраста гибкостью, выламываясь и выгинаясь, как змея, вошёл внутрь и на пороге ещё долго что-то шептал Петркму на ухо, показывая карточку, бросив взгляд на которую, Дудич сразу её спрятал в карман.

Монти, который смотрел на это издалека, минуту стоял как бы неуверенный и удивлённый. Он обратил настойчивый взор на этого чужака, но взгляды их встретились и незнакомец тут же отвернул глаза. Кто и какого сословия мог быть этот человек, трудно угадать. Тип лица указывал на итальянца, а одежда – на кого-то, кто мог равно принадлежать ко двору и к богатому мешанству. Некрасивое лицо было чрезвычайно умным, взгляд – быстрым, выражение лица – исполненным хитрости и энергии, которая умела облачиться в ловкость.

Монти так смотрел на пришельца, как если бы искал в нём кого-то раньше знакомого, либо, по крайней мере, виденного, что, казалось, не нравится назойливому господину, отворачивающему глаза в другую сторону.

Поскольку Дземма, кроме Бьянки, ни с кем разговаривать не хотела, Монти мог свободно немного отступить и приблизиться к пришельцу. Дудич этим воспользовался, желая, по крайней мере, втянуть в разговор Бьянку, а через неё напомнить о себе Дземме. Монти тем временем медленно подошёл к незнакомцу.

– Signore, – сказал он, – мне кажется, я не ошибаюсь.

Чужак измерил его чёрными глазами с суровым выражением.

– Если я не ошибаюсь, пан, – ответил он холодно, – вы должны помнить, что когда кто-то хочет и имеет причины сохранить инкогнито, это нужно уважать. Вы могли бы, пане, плохо зарекомендовать себя там, где, наверное, хотите быть хорошо записанным.

Последние слова он произнёс с акцентом.

– Вы меня понимаете? – повторил он.

– Отлично, – ответил певец, – и можете быть уверены, что вы для меня незнакомец, которого вижу впервые, но это не мешает двум итальянцам, встретившимся в чужой стране, поговорить друг с другом.

– Да, – сказал незнакомец, – но если вы меня выдадите, помните, что тот, на чьём дворе вы видели… кого-то похожего на меня, будет знать и не простит.

– Будьте спокойны, signor, – прибавил певец, – но простите, кем вы хотите тут быть?

– Я купец из Венеции, – сказал прибывший, – а может, посланец государства… это мне всё равно.

Разговор с Бьянкой Дудичу совсем не удался. Тем временем два итальянца прошли в дальний угол комнаты, оставив Петрка охранять женщин.

Незнакомец, который хотел походить на купца, теперь сам начал живо, настойчиво, назойливо расспрашивать Монти, который послушно и с некоторой униженностью ему отвечал.

– Вы видели старую королеву?

– Каждый день пою у неё, – сказал Монти. – Не жалеет для меня аплодисментов, но подарками не щедра. В этом, наверно, повинно плохое настроение, какое на неё давит.

Купец блеснул глазами.

– Она проиграла дело! – шепнул он, усмехаясь.

– Сомневаюсь, чтобы она считала его проигранным, она тут пани, – говорил Монти.

– Кто эти две синьорины? – спросил незнакомец, указывая на Дземму, которая, отвернув свою вуаль, показалась во всём блеске красоты.

Монти нагнулся к его уху.

– Bellissima есть нынешней любовницей молодого короля, а другая – прошлой.

Сказав это, он усмехнулся.

Купец хмурил лоб, а его любопытные глаза, казалось, выскочат; так пожирал ими Дземму.

– Значит, та! – шепнул он.