Однажды июньским днём с тайным письмом под одеждой шёл к дому Бонера необычно одетый псевдо-итальянец; он заглянул на рынок по каким-то делам, когда из дома Монтелупе, возле которого он проходил, услышал шикание. Он огляделся, потому что поблизости никого не было, и догадался, что оно могло относиться к нему. В окне дома стоял тот уже забытый венецианский купец, с которым он познакомился во время свадьбы, давая ему знаки.
Дудич, вспомнив его, подошёл. У итальянца было слишком выразительное лицо, чтобы его можно было забыть или ошибиться. Он поспешил в каменицу и знакомую квартиру, в которой был в гостях у венецианца. Он стоял там на пороге, вежливо и любезно здороваясь со старым знакомым.
Петреку он показался каким-то другим. В нём что-то изменилось, не только в фигуре и лице, на котором было очень важное и уверенное в себе выражение, но также одежда, цепочка на шее, чёрный парадный костюм, меч с боку делали его больше похожим на какого-нибудь придворного, на урядника, чем на простого, хоть и богатого, купца.
Эта маленькая метаморфоза, однако, не очень удивила Дудича – к этому костюму могли привести обстоятельства. – Я могу назвать это счастьем, – сказал купец, беря за руку Петрка и ведя его к стулу, – что мне случилось с вами встретиться. Мне нужно было увидеться с вами.
– Я к вашим услугам, – ответил Петрек.
– Между тем, – говорил дальше итальянец, – мне ничего от вас больше не нужно, за исключением того, чтобы вы забыли о том, что видели меня в Кракове.
Дудич слегка изумился.
– Да, – прибавил купец, – нужно, чтобы и вы меня не знали, и я вас. На этот раз я прибыл сюда в Краков не как купец, но как посланец императора и отца королевы Елизаветы, в надежде, что мне тут позволят остаться при молодом короле.
Дудич молчал, плохо понимая, а купец улыбался и говорил дальше:
– Я знаю, что вы служили Холзелиновне, а, стало быть, держитесь с нами. Наша молодая госпожа тут без опеки, окружена чужаками, нужно, чтобы какой-нибудь её друг был рядом с её супругом. У меня имеются рекомендательные письма. Я мог бы служить королю Августу переводчиком, секретарём. Владею несколькими языками.
Дудич постепенно стал догадываться о цели посольства. – Я понимаю, – сказал он, – и желаю удачи. Вы бы очень здесь пригодились. Но к кому у вас рекомендательные письма?
Глаза итальянца весело улыбались.
– Ко всем, – ответил он, – к старому королю, к молодому, к епископу Самуэлю, к гетману, к господину Бонеру. Ко всем, – повторил он, – за исключением королевы Боны, потому что к этой было напрасно писать.
Петрек сильно задумался.
– Желаю вам успеха, – проговорил он, – но совсем не знаю, как вы справитесь с тяжёлым делом.
– Буду стараться, – сказал итальянец с некоторой уверенностью. – Старая королева – итальянка, я тоже итальянец, смогу сражаться с ней одним оружием.
Дудич молчал.
– Значит, вы знаете, – прибавил купец, – что теперь я вовсе не купец, а посол короля-отца, и зовут меня Джованни Марсупин, к вашим услугам.
Сказав это, он низко поклонился.
– Я приехал сегодня утром, – говорил он дальше через минуту, – у меня до сих мало было времени послушать и посмотреть. Что тут у вас происходит?
Дудич оказался в трудном положении; на конкретный вопрос он без труда нашёл бы ответ; чтобы обрисовать такое общее положение, он не чувствовал в себе сил. Он не был красноречив, а мысли обычно блуждали хаотично по его голове.
Он ответил пожатием плеч и кислой миной.
– Бона, очевидно, решила замучить молодую королеву, – сказал Марсупин. – Что она сделала из этого брака! Правда ли, что король Август даже не ест с супругой, по несколько дней не видится с ней… не навещает? Мне говорят, что ей не хватает даже удобств для жизни. Из неё сделали рабыню! Но что они думают? Что король, мой господин и император, это вынесет, не стараясь отомстить?
Петрек молча слушал; у него в голове было только одно – что его собственное дело могло приобрести в Марсупине сильного союзника.
– У молодого короля есть любовница, – сказал он. – Вы её видели! Вспомните! Всё дело в том, чтобы её от него отдалить.
– Я знаю, – сказал, смеясь, сеньор Марсупин, – и даже то, что вы бы охотно взялись избавить нас от неё.
Дудич также улыбнулся.
– Но эта любовница… это пустяки! – прибавил итальянец.
– Как это? Пустяки? – прервал Петрек.
– Да, – говорил Марсупин, – мы заберём эту, Бона обеспечит его другой. Красивая девушка служит инструментом. Нам нужно сломить Бону и не позволить ей издеваться над Елизаветой угрозой мести её любимой Изабелле.
– Но она итальянка! – воскликнул беспокойный за себя Дудич. – Вы, я вижу, ею пренебрегаете.
– Ни в коем случае! – сказал Марсупин. – Она красива, влюблена, или притворяется влюблённой; всё это правда, но за ней стоит Бона. По ней нужно ударить.
Помолчав мгновение, хоть не был красноречив, Дудич приступил к выводу.