Две королевы

Письмо предупреждало Шрусбери о заговоре и о реакции Елизаветы. Королева знает, писал Сесил, что Мария планирует побег и что она собирается в Испанию, а не во Францию или в Шотландию. Она знает, что Мария предложила женить своего сына, Якова VI, на одной из дочерей Филиппа и Елизаветы Валуа, недавно умершей подруги детства Марии, которую она знала как «Исабель» и которую горько оплакивала. Но это, отмечал Сесил, не оскорбило Елизавету. Мария была пленницей. Все это не более чем «средства к ее освобождению». Гнев вызывает факт — и Елизавета это «отчетливо понимает», — что все это «усилия и средства, чтобы поднять новый мятеж в нашем королевстве и призвать на помощь короля Испании». Во всех этих фактах, приходил к выводу Сесил, Елизавета «вполне уверена, и еще во многом».

Он сильно преувеличивал. Его информация о плане вторжения испанцев исходила от двойного агента Уолсингема и не была подкреплена никакими документами. Впоследствии он заявлял, что у него есть признания Норфолка и епископа Росса, поврежденное письмо папы, адресованное Марии, и ее зашифрованное письмо Норфолку, найденное под ковриком в доме герцога и содержащее «пространные рассуждения о делах государства, обычно недоступные женскому уму». Но не было доказательств, что Мария одобрила план по свержению и убийству Елизаветы. Самое компрометирующее из перехваченных писем Марии было написано за несколько месяцев до Северного восстания и не содержало того, что требовалось Сесилу.

Письмо дошло до нас в виде копии расшифрованного оригинала. Рассуждения Марии в нем общие и иносказательные. Она благодарила своих неназванных сторонников за «стремление расширить нашу свободу, за наше возвращение на законный престол, за прекращение каждодневных печалей, за подавление наших мятежных и недостойных врагов, за обуздание ярости заблуждающихся тиранов, за распространение слова Божьего, за освобождение и облегчение участи христиан».

Какие деяния могут быть более угодны Богу, чем помощь католической церкви, чем защита законного звания правителя, чем освобождение страдающих христиан из рабства и восстановление справедливости для всех людей, посредством уничтожения самого вероломного антихриста и узурпатора власти, разрушителя справедливости, гонителя Бога и его церкви, нарушителя спокойствия в государствах, единственного, кто поддерживает всех непокорных и злонамеренных бунтовщиков против Бога и католических правителей, на что указывает Святой отец. Поэтому мы умоляем Вас действовать во имя Бога и нашей Богородицы, с помощью всего общества[101].

В письме не упоминались ни Испания, ни Елизавета. «Антихрист», о котором шла речь, тоже мог пониматься буквально. Мария открыто не призывала к покушению на жизнь кузины, не просила помощи у Филиппа II или папы. «Угодные богу» деяния были всего лишь промыслом Божьим, которому не может сопротивляться никто из живущих. А «действовать во имя Бога» — это не призыв к убийству или вторжению. Разумеется, намек Марии совершенно ясен. Но подобные свидетельства не примут судьи, даже если предположить, что обвинения против Марии, не англичанки и не подданной Елизаветы, будет рассматривать английский суд.

У Сесила не хватало доказательств, чтобы отдать Марию под суд. Требовались более убедительные признания, и Шрусбери получил приказ допросить ее и «испытать ее терпение и таким образом спровоцировать ее на какой-либо ответ». Но таким способом ее невозможно было заманить в ловушку. Она могла быть импульсивной и наивной, но не глупой. В отношениях с Ридольфи Мария буквально следовала совету своего дяди, кардинала Лотарингского: «Осторожность во всем».