Две королевы

За два года до того, как Мария покинула Францию, Сесил предпринял первые, осторожные шаги, которые привели к ее вынужденному отречению. Идеальным он считал такое развитие событий, когда протестантские лорды объявят себя «Шотландскими штатами» и свергнут королеву. Подобно Ноксу, Сесил с самого начала описывал Марию языком библейских пророчеств. Она была для него «Иезавелью» и «Аталией», и в глубине души он поддерживал идею Нокса о вооруженном сопротивлении «тираническим» (то есть католическим) государям.

Сесил состоял на службе у Елизаветы сорок лет. Он был ее «верным подданным» и «скромным слугой», как он сам выражался, хотя и стоял за многими ее решениями. Тем не менее своими главными целями он считал исключение Марии из числа наследников английского престола любыми доступными методами, а также подрыв ее власти в Шотландии с помощью создания хаоса в критические моменты, тогда как Елизавета уважала права Марии как независимой королевы Шотландии и не одобряла высокомерное пренебрежение принципами престолонаследия, проявленное Генрихом VIII в его завещании. Сесил постоянно жаловался, что Елизавета проявляет слишком много благородства и сочувствия в отношении Марии и отличается чрезмерной склонностью к компромиссам.

Чем тщательнее современные ученые изучают архивы елизаветинской эпохи, тем больше вопросов вызывает у них фигура Сесила. Глубоко укоренившаяся интерпретация ограничивается утверждением, что он рассматривал Елизавету и Марию как «соперниц». Разумеется, соперничество присутствовало, и Елизавета была безжалостной в своих попытках диктовать условия брака Марии и круг претендентов на ее руку. Но у двух королев было гораздо больше общего, чем предполагает такая упрощенная модель. В частности, они ясно понимали идеологические проблемы. То есть, когда правительницам приходилось иметь дело с советниками из числа мужчин, в изменчивой политической обстановке и в условиях религиозного раскола, на кону стоял не только «обычный порядок вещей».

В отношениях Елизаветы и Марии мы замечаем противоречия, неизбежные для монархии, в которой превратности престолонаследия соперничали с верностью идеалу чисто протестантского государства. Когда Елизавета выражала свои мысли, наследственные права брали верх над религией, а когда следовала совету Сесила, то наоборот. Елизавета защищала идеал монархии и была готова защищать права Марии как помазанной королевы, а Сесил трудился над определением протестантского гражданства и конструкции, в которой парламент имел бы суверенное право определять порядок престолонаследия, чтобы защитить религиозные убеждения граждан.

В отличие от пьесы Фридриха Шиллера «Мария Стюарт», изданной в 1801 г. и ставшей основой оперы Доницетти, впервые поставленной в 1835 г., где зрители наблюдали на сцене острое противостояние между Марией и Елизаветой, две «британские» королевы в жизни никогда не встречались. Елизавета так и не удостоила Марию личной беседы, которой та жаждала. По мере того как проходили годы и месяцы, становилась очевидной истинная причина отказа, прятавшаяся за многочисленными отказами. Елизавета боялась, что королева Шотландии, более молодая и, возможно, более красивая, окажется такой привлекательной и такой искусной в разговоре, что затмит или превзойдет ее.

В характере самой Марии тоже немало противоречий, но некоторые ее качества не подлежат сомнению. Она была обаятельной, умной, общительной, живой, доброй, щедрой, верной сторонникам и друзьям, преданной своим родственникам Гизам, даже несмотря на отсутствие взаимности. Она могла быть изобретательной и храброй, отличалась язвительным остроумием и никогда не была такой оживленной и энергичной, как в те минуты, когда в стальном шлеме скакала во главе своей армии.

Но ее эмоциональные потребности были глубоки. Она ждала, что ее будут любить, и нуждалась в любви. И в значительной степени получила то, к чему стремилась: ребенком от своих родственников Гизов, взрослой от четырех Марий, от слуг, а также — до ее брака с Босуэллом — от народа, который был очарован ее юностью, красотой и обаянием. Мейтланд был близок к истине, когда предсказывал, что простые люди Шотландии будут заворожены ее легкими улыбками и гримасами. Но как королеве ей не хватало любви партнера, равного, которому она могла бы поведать свои тревоги и который сглаживал бы ее импульсивность. И это желание иметь союзника, мужа, короля, привело к ее самым нелепым и не свойственным для нее ошибкам. Королевское звание означало, что она всегда окружена людьми, но Мария часто страдала от одиночества, и чрезмерная любовь к домашним животным стала следствием ее эмоциональной изоляции в последние годы жизни. Безрассудный риск, когда в 1586 г. она одобрила нелепый заговор, в котором были даже не ясны мотивы его главных участников, — это результат ее отчаяния.