Две любви

Беатриса не сразу ответила, на её молодом гладком лбу две прямые линии образовали суровую тень, оканчивавшуюся между обоими полузакрытыми глазами. Наконец она сказала с усилием:

– Государыня, если у вас есть душа, то не берите его от меня!

Она вздохнула и высвободила инстинктивно свою руку из руки Элеоноры. Королева не вздрогнула, но в продолжении одной минуты её глаза сверкали, а рот сделался жёстким. Она бросила взгляд на слабую молодую девушку, разбитую и страдающую, которая рядом с ней была такая маленькая, что Элеонора рассердилась на Жильберта за его выбор такого существа, а не её царственной красоты. Но вскоре её гнев стих, не потому, что ей не было сопротивления, но её сердце не было слишком широко для какой-либо низости.

– Забудьте, что я королева, – сказала она наконец. – Помните только, что я женщина, и мы обе любим одного и того же мужчину.

Беатриса вздрогнула и с трудом повернулась на своей подушке, поднося руку к горлу, как будто её что-то душило.

– Вы жестоки, – сказала Беатриса. Она могла выговорить только эти слова и устремила глаза в потолок палатки.

– Любовь жестока, – ответила Элеонора тихим голосом. И внезапно рука, державшая веер, упала на её колени, и её глаза задумчиво остановились на нем.

Но в гибкой молодой девушке было более храбрости и энергии, чем можно было это думать. Она произнесла ясно:

– Ваша… а не моя! Из любви к нему вы называете себя такой же женщиной, как я, но только ради него. Разве ваше лицо ничего не значит? Ваше могущество не имеет значения? Разве ничего не значит, что вы можете меня спрятать от него, если это доставляет вам удовольствие, или позволить видеть меня, если этого пожелаете. Что это значит для вас, которая может бросить короля, как разбитую игрушку, когда он вас стесняет? Для вас, которая может одна вести войну с империей, если захочет? Разве Жильберт – Бог, что не должен вам сдаться? Разве он выше всех людей, что не должен меня забыть и пойти к вам, красивой, смелой и могущественной женщине в свете… к вам, Элеоноре Гиеньской, королеве Франции? У вас все есть; ещё вы желаете это сердце, которое все, чем я обладаю. Вы правы, любовь жестока.

Королева слушала молча, слишком великодушная, чтобы улыбаться молодой девушке, и слишком взволнованная, чтобы оскорбляться.

– Мужчина имеет право выбирать, – ответила она, когда наконец Беатриса замолчала.

– Да, но предлагаемый ему выбор, – возразила молодая девушка, – очень жесток.

– Как? – спросила королева.

– Посмотрите на меня и на себя, – сказала Беатриса, – разве мужчина будет раздумывать два раза, прежде чем выбрать вас и однако…

Слабая улыбка осветила её страдальческое выражение.

– В Константинополе… в саду…

Она остановилась на мгновение, счастливая от воспоминания, что он тогда защищал её. Королева молчала и слегка покраснела, думая о своих жестоких словах, произнесённых в тот день. Она могла бы сделать худшие дела и менее стыдиться.

Но Беатриса продолжала, повернув свои страдальческие глаза на Элеонору.

– К тому же ваша любовь преступна, а моя нет.

Внезапно у королевы появилось мрачное выражение. Теперь они перешли на совершенно другую почву.

– Оставьте священников говорить об этом со священниками, – сказала она отрывистым тоном.

– Это скоро будет разговором других лиц, а не священников, – возразила Беатриса.

– Будет ли вам от этого лучше? – сказала Элеонора. – Не вы ли мне говорили, что ваш отец женился на матери Жильберта? Разве не существует запрещения, благодаря степени вашего родства? Вы так же, как и я, не можете выйти замуж за Жильберта Варда. Где же разница?

– Вы это знаете лучше меня, – сказала девушка отворачиваясь. – Вы знаете так же, как и я, что церковь может миновать это простое, легальное правило, предназначенное воспрепятствовать браку, который заключается только из материального интереса. Я не такая невежда, какой вы меня считаете, и вы хорошо знаете, какова ваша любовь в Жильберту Варду пред Богом и людьми!

Кровь поднялась к её бледным щекам, пока она говорила, и на мгновение водворилось молчание, но вскоре королева снова стала махать веером и машинально положила руку на одеяло. Есть поступки, которые женщина, действительно женщина, почти бессознательно сделает для своих худших врагов, а Элеонора была далека от ненависти к Беатрисе. Энергичная, привыкшая с детства непринуждённо действовать, разочарованная в браке, она считала себя существом выше земных и небесных законов, не обязанным никому давать отчёт в своих действиях. Женщина сердцем, страстью, она была совершённый мужчина по складу своего ума. Если исключить вопрос о Жильберте, она любила Беатрису, однако в том положении, в каком находился этот вопрос, она смотрела на молодую девушку, как на препятствие. В то же время ей было жаль Беатрису, так как она не верила в любовь Жильберта. Беатриса же, которую она сожалела и почти любила, была настолько её соперницей, насколько могла быть самая красивая женщина в Европе.