Дедушка летел через Вайоминг, как на пожар. Мы стремительно вписывались в повороты извилистой лесной дороги, шурша шинами:
Было уже довольно поздно, когда мы добрались до Йеллоустона. Всё, что мы успели там посетить, – это горячий источник. Мы проехали по дощатому настилу между множества ям с булькавшей в них грязью (бабушка тут же выдала: «Па-даб-ду-ба!»)
и остановились в отеле «Старый Служака», в номере «Хижина пограничника». Я впервые видела бабушку такой восторженной. Она едва могла дождаться утра.
– Мы увидим Старого Служаку! – то и дело повторяла она.
– Но мы ведь не очень задержимся, правда? – не удержалась я и почувствовала себя ужасно вредной, ведь бабушка казалась такой довольной!
– Тебе не о чем волноваться, Саламанка, – уверяла она. – Мы только посмотрим разок, как взорвётся старый гейзер, и сразу отправимся дальше в путь.
Ночь напролёт я молилась росшему во дворе вязу. Я молилась, чтобы мы не попали в аварию, и чтобы мы вовремя успели в Льюистон, штат Айдахо, на мамин день рождения, и чтобы мы привезли её домой. Потом я пойму, что молилась не о том, о чём следовало.
Той ночью бабушку так снедало нетерпение, что никому не удалось заснуть. Она болтала обо всём, что приходило в голову. Она тормошила дедушку:
– Помнишь, как ты нашёл под матрасом письмо от яичного человека?
– Конечно, помню. Мы тогда ещё здорово поцапались из-за него. Ты уверяла, будто ни черта не понимаешь, как оно туда попало. И даже имела наглость сказать, будто яичный человек сам пробрался к нам в спальню и спрятал его там.
– Ну, я просто хотела, чтобы ты знал, что я его туда положила.
– Я знал, – сказал дедушка. – Я же не такой дурак.
– Это было вообще единственное любовное письмо, которое кто-то мне написал за всю жизнь, – сказала бабушка. – Ты никогда не писал мне любовных писем.
– Ты и не говорила, что тебе это нужно. Тогда бабушка сообщила мне:
– Твой дедушка чуть не убил яичного человека за то письмо.
– Чёрта с два! – возразил дедушка. – Из-за такого и руки марать не стоило!
– Может, из-за него и не стоило, зато из-за Глории стоило.
– Ну конечно! – дедушка нарочито драматическим жестом заломил руки. – Ах, Глория!
– Ладно, проехали, – бабушка перевернулась на другой бок и сказала мне: – Рассказывай дальше про Пипи. Доскажи мне всю историю, только пусть она не будет слишком печальной, – бабушка скрестила руки на груди. – Расскажи, что же было дальше с психом.
Стоило мне увидеть фото психа на столе у сержанта Бикля, и я опрометью вылетела из его кабинета. Я на полном ходу пронеслась мимо сержанта Бикля, стоявшего на парковке. Фиби нигде не было видно. Весь путь до их дома я преодолела бегом. Когда я бежала мимо дома миссис Кадавр, с крыльца меня окликнула миссис Партридж.
– Вы так оделись, – заметила я. – Куда-то собрались?
– О да, – ответила старушка. – Соответственно случаю, – она медленно спустилась с крыльца, стуча тростью в виде кобры.
– Вы ходите?
Она наклонилась и ткнула пальцем в свои ноги:
– А как ещё называть то, как я передвигаю ноги?
– Нет, я имела в виду, вы сами идёте туда, куда собрались?
– Ну что ты, это слишком далеко для моих ног. Сейчас приедет Джимми. Он будет с минуты на минуту. – К дому повернула машина. – А вот и он, – сказала старушка. И она окликнула водителя:– Я соответствую! Я обещала, что буду готова – и вот она я!
Водитель выскочил из машины.
– Сэл? – удивился он. – Мне и в голову не могло прийти, что мы соседи!
Это оказался мистер Биркуэй.
– Мы не соседи, – возразила я. – Это с Фиби вы соседи…
– Да неужели? – он распахнул дверцу перед миссис Партридж. – Садись, мама. Давай прокатимся.
– Мама? – переспросила я, уставившись на миссис Партридж. – Это ваш сын?
– А кто же ещё? – гордо заявила миссис Партридж. – Это мой малыш Джимми.
– Но его зовут Биркуэй?
– Когда-то я была Биркуэй, – сообщила миссис Партридж. – Потом я стала Партридж. И осталась Партридж до сих пор.
– Но тогда кто же миссис Кадавр? – всё ещё не понимала я.
– Моя малышка Марджи, – ответила она. – Она тоже была Биркуэй. Теперь она Кадавр.
– Так миссис Кадавр – ваша сестра? – спросила я у мистера Биркуэя.
– Мы двойняшки, – сказал он.
Едва они отъехали, как я принялась барабанить в дверь к Фиби, но никто не отвечал. Из дома я снова и снова набирала номер Фиби. Никто не отвечал.
Я испытала большое облегчение, когда встретила Фиби на следующий день в школе.
– Где ты была? – спросила я. – Мне надо кое-что тебе рассказать…
– Не желаю об этом говорить, – она резко отвернулась. – Вообще не собираюсь это обсуждать.
Я недоумевала: да что с ней такое? Это был ужасный день. У нас были контрольные по математике и естественным наукам. В обед Фиби меня игнорировала. Наконец начался урок английского.